Антропология Смуты
Из Записок И. Наживина почерпнул чудесный очерк нравов произошедшей октябрьской революции:
Докатилась до нас и эпидемическая волна этих бессмысленных общественных работ, — бессмысленных потому, что везде безработные насчитывались десятками тысяч, получали от казны ежедневное довольно приличное содержание, нужды в неумелых руках буржуазии ни у кого не было, конечно, никакой, но надо было отмстить буржуазам за ту рану, которую нанесла вождю пролетариата, Ленину, еврейка Каплан, причем совсем не буржуазка! Меня с семьей не тронули, но большинство моих знакомых отправилось мыть полы в казармах, мести улицы, чистить отхожие места.
И в этом распоряжении, как и во всем, сказалась “мудрость” нового начальства: все домовладельцы были записаны в число буржуазов, хотя дома их были уже национализированы, и они не были уже домовладельцами, и каждому известно, что среди домовладельцев в провинциальном захолустье есть такие, которые сами ходят ежедневно на поденщину, чтобы заработать себе на пропитание. И вот эти полунищие мужики и старухи пошли на эти новые постройки пирамид для новых фараонов, а многие обеспечившие себя весьма недурно недомовладельцы остались в сторонке…
Потом созвали интеллигентных женщин шить мешки, а так как ниток не было, то приказали шить без ниток, и десятки женщин сидели и, держа на коленях холстину, делали вид, что шьют!
Отправляясь на работы, все трепетали перед наглыми красноармейцами, но тут ожидало всех нечто совсем изумительное: отношение красноармейцев к пленной буржуазии оказалось не только вполне корректным, но часто даже трогательно сердечным. Так, небольшая группа наших дам была назначена вымыть полы в казармах. Явились.
— Вы зачем? — спрашивают солдаты, валявшиеся по койкам, давившие насекомых, игравшие на гармониках и вообще предававшиеся разумным развлечениям на досуге, не в пример прежним, контрреволюционным солдатам.
— Мыть полы у вас.
— Пустяки. И сами вымоем, когда нужно…
— Нельзя, приказано…
— Не дадим — и все тут!.. Нечего дурака-то валять, будя!..
— Да ведь и вам, и нам достанется…
— Ну коли так, так садитесь на окошко и следите, не пойдет ли эта лохматая сволочь наша (то есть господа комиссары и вообще начальство), а мы разом вымоем… Берись, ребята!..
Мигом вытащили ведра, швабры, и моментально казарма была вымыта.
— Ну, идите теперь по домам…
— Нельзя, нам надо быть здесь по наряду до шести часов…
— Ну сидите, а мы вам на гармошке сыграем.
Без слез бедные женщины не могли рассказывать об этом…
Зато отношение «советских» было возмутительно. Крики «расстреляем», «в нагайки», «сгноим в тюрьме», безобразная ругань — все было. Были даже и побои. Не щадили ни пола, ни возраста, ни больных.
Вообще, эти новые социалистические войска с красной пентаграммой во лбу — на ушко наивные дурачки шептали, что это еврейский знак из каббалы — были и для меня загадкой, от которой все мы шарахались в сторону вместо того, чтобы подойти поближе и попытаться разгадать ее. Раз я сделал попытку разгадать этого нового сфинкса, который то продавал по базарам краденые у буржуазов плюшевые одеяла в крови и золотые вещи, то вместо буржуазов сам, своей охотой мыл полы, остерегаясь только «косматой сволочи». Это было в редакции «Власти народа», где мы беседовали о своих делах под охраной такого сфинкса с винтовкой. И мне захотелось поговорить с ним не как с «товарищем», а по-старому, как с «землячком».
— А что это вы караулите нас, землячок? — спросил я.
— Приказано смотреть, чтобы никто ничего из редакции не выносил.
— Чего же нельзя нам выносить?
— Ничего нельзя…
— Ну, вот я получил деньги — можно их вынести?
— Это можно… — усмехнулся сфинкс.
— Ну а газеты вот со стола взять можно?
— И это, должно, можно…
— Так чего же нельзя?
— А ничего нельзя… — совершенно равнодушно отвечал он.
— Так. А скажите: довольны вы службой?
— Нет. Беспокойно стало. Занятиями хошь и не очень утруждают, а беспокойно: то туды пошлют, то сюды… Думаю уйти, как кончатся три месяца.
— А зачем вы пошли в армию?
— А куды было деваться? Пришел с войны, туды сунулся за работой, сюды — нигде ничего нету. Не подыхать же с голоду… Вот и пошел. Тут и жалованье дают, и кормят ничего себе…
— А можно посмотреть винтовку?
— Сделайте милость.
На винтовке столько ржавчины, что затвор едва действует.
— Однако, землячок, ружьецо-то ты довел до точки!..
— А на кой оно мне черт, это ружьецо-то? — совершенно равнодушно отвечал бедный парень.
И я понял, что армия коммунистов — это в огромном большинстве армия подкупленных голодных людей. Вот и весь ее секрет. А если она не разбегалась по домам, то держал ее голод, если побеждала, то потому, что в нее были вкраплены отряды отчаянных матросов, латышей, китайцев и каторжников, которые в нужный момент не стеснялись поторапливать в наступление своих товарищей из пулеметов в спину. Но, конечно, и известная отпетость русского человека, этот особенный его нигилизм, позволяющий ему поденно или сдельно равнодушно сбивать корону с царя, пред которым он вчера лежал во прахе, сыграли тут известную роль.