Не только ни один человек, но даже и ни одна управляющая система не может концентрировать свое внимание одновременно на нескольких вопросах, – даже на жизненно важных для себя. В каждый момент времени можно делать только одно главное дело. Способность всецело концентрироваться на нем – величайшее благо, условие успеха в конкурентной борьбе. И одновременно – величайшая уязвимость любой системы.

И потому один из вечных инструментов глобальной конкуренции – отвлечение внимания противника с критически значимых для него проблем на что-то еще.

В середине нулевых США и некоторые их сателлиты по НАТО, опьяненные успешной оккупацией Афганистана и Ирака, подготовили комплексный ракетно-бомбовый и диверсионный удар по Ирану. Этот удар, по сути, уничтожил бы иранскую программу атомных исследований и отбросил бы ее на старт – на 15 лет назад. Более того: при должной подготовке он позволил бы разжечь пламя сепаратизма в Хузестане – населенной арабами провинции Ирана, отрезанной горами от основной его территории, в которой добывается основная часть иранской нефти. Без нефти и атомных исследований Иран, назначенный США и Израилем главным врагом, был бы лишен и настоящего, и будущего.

В военном отношении удар, перед которым Иран тогда оставался заведомо беззащитен, был подготовлен полностью. Военные ждали только команды, которая позволила бы США достичь главной на тот момент геополитической цели.

И тут в дело вступила тысячелетняя иранская дипломатия.

Чередуя переговоры, уступки, ужесточение позиций и наступательные заявления, выдвижение своих и обсуждение чужих предложений, дружественные и враждебные жесты, демонстрацию добрых намерений и обид, иранская дипломатия день за днем выигрывала время, отодвигая угрозу уже в принципе предрешенного нападения.

Сыграли свою роль и твердое неприятие подготовленной агрессии Россией, а также Китаем, и особые интересы Франции. Но главной причиной избежания войны стало размывание управленческой воли США. Постоянно отвлекая американцев на бесчисленные малые кризисы, калейдоскопически сменявшие друг друга, Иран дезорганизовал их стратегическое планирование, размыл их внимание, не дал сконцентрироваться политической воле и тем свел на нет их колоссальное аналитическое и силовое превосходство.

И через полтора года уничтожать исследовательскую атомную программу Ирана стало невозможно: развертывание по огромному числу лабораторий обеспечило ей неуязвимость. Виртуозным отвлечением внимания руководства США на бесчисленное множество негодных объектов Иран выиграл время – и победил, не дав напасть на себя, несмотря на свою беззащитность.

Столь же виртуозное развертывание Западом вокруг России столь же разнообразных и порой просто выдумываемых кризисов (вроде пресловутого «дела Скрипалей», в котором нет вообще никакой объективной информации) производит впечатление точно такого же отвлечение внимания руководства нашей страны от главного вопроса нашей судьбы.

Этот вопрос прост: комплексная модернизация экономики.

Отвлекаясь на более понятные и близкие ему (вне зависимости от его персонального состава) политические и внешнеполитические кризисы, высшее политическое руководство России раз за разом пропускало момент достижения целей стабилизационной политики – и продолжало ее в ситуации, требовавшей переход к политике модернизации или хотя бы развития.

Ключ к будущему – комплексная модернизация инфраструктуры, которая снизит издержки и подстегнет деловую активность, гарантируя государство от недобросовестной конкуренции с частным бизнесом. Ведь для последнего обычная, нецифровая инфраструктура непосильна в силу самой ее природы: деньги вкладывает один, а результат достается всему обществу, – и потому эта инвестиция оказывается рентабельной только для того, кто представляет все это общество, то есть только для государства.

Разумеется, модернизация инфраструктуры требует решения колоссальных «сопутствующих» задач. Прежде всего, Россия утратила культуру разработки и реализации мало-мальски значимых проектов. Эту культуру придется возрождать, начав с локальных самоочевидных проектов, требующих ограниченных инвестиций: с восстановления организационного единства единого технологического комплекса электроэнергетики, модернизации ЖКХ, автодорог и налаживанию скоростного контейнерного транзита из Китая.

Чтобы деньги не ушли из реального сектора в финансовые спекуляции, их надо ограничить. В Европе такие ограничения действовали до второй половины 80-х, в США – до 1999, в Японии – до 2000 года. Самый простой и надежный из многих методов – регулирование государством структуры активов банков, при котором на каждый направленный на спекуляции рубль каждый банк должен направить несколько рублей на кредитование реального сектора, несколько – на кредиты населению, несколько – на покупку госбумаг.

Чтобы инвестиции не разворовали (как, похоже, случилось в 2014 году, когда полуторакратный рост доли расходов федерального бюджета на экономику не заметил почти никто), развернувшаяся по все стране охота на коррупционеров должна быть переведена в формат борьбы с коррупцией как явлением, то есть исправлением правил, порождающих коррупцию.

Чтобы рост расходов привел к реализации проектов, а не к естественному для монополий взвинчиванию цен (как случилось с медведевским нацпроектом «Доступное жилье»), необходимо жестко ограничить произвол монополий.

Чтобы масштабные работы повысили деловую активность у нас, а не в Германии и Китае, нужен разумный протекционизм, – который, как показал нам Запад санкциями, реализуем даже в рамках ВТО. Хотя разумнее сбросить с себя колониальные соглашения о присоединении к ней, так как международное право считает ничтожными сделки на основе обмана (а на момент присоединения к ВТО его соглашения даже не перевели на русский язык) или коррупции (которая очевидна, если сопоставить кабальные условия присоединения с высоким интеллектом либералов, навязавших его России).

Эти и другие первоочередные меры модернизации могут показаться сложными и болезненными, но без них развитие невозможно.