Российскую фантастику отправили на гей-парад
Российской фантастике приготовили погром. Либеральные общественники посчитали ее слишком патриотичной.
В ближайшее время наши читатели, возможно, останутся без большей части отечественной фантастики. Без «Дозоров» и «Черновика» Лукьяненко, без выбраковок Дивова, без эльфов Перумова и космодесантников Зорича, без славян Семеновой и королей Камши.
«Что же будет вместо этого?» — спросит изумленный и растерянный читатель.
«У нас в деревне сегодня гей-параааад…» — споет ему в ответ хор издателей под управлением известной критикессы Галины Юзефович. Мировая закулиса (кому верить в эту неуловимую мистическую сущность, если не фантастам?) назначила ее, как можно предположить, куратором наших вымышленных миров, где она и затеяла перестановку с ломом мебели.
Шум поднял знаменитый фантаст Олег Дивов, обнаруживший, что на одном из мероприятий критикесса, возглавляющая теперь конкурс фантастического рассказа «Будущее время» с призовым фондом в миллион рублей, высказалась в том духе, что в российской фантастике слишком много воспитательного пафоса, оставленного в наследство братьями Стругацкими; слишком активно пропагандируются традиционные ценности, а герои такого рода произведений — гетеросексуальные «альфа-самцы», защищающие всевозможные скрепы.
Утверждают, что эти литературоведческие и идеологические декларации были подкреплены выраженным намерением поменять правила игры при помощи организации систематических нападок на слишком «ватную» фантастику и давления на издателей, которые такие книги печатают.
Вот как описывает ситуацию Сергей Лукьяненко: «Прозвучала чудесная фраза — Лукьяненко очень плохой пример того, что можно быть ватником, но при этом богатым и по всему миру издаваться. Короче, люди с хорошими лицами, генами и профильным образованием озаботились тем, что будут стирать меня из нашей фантастики. Возглавляет этот процесс одна старательная литературная дама, которая объявила эту борьбу едва ли не священной. Начиная с критики во всех доступных им ресурсах и кончая давлением на издателей».
Действительно ли такие оргвыводы были озвучены, судить не берусь. Но, зная нравы нашей литературно-критической тусовки, можно быть уверенным в том, что так оно и будет на деле. Объединившись, рукопожатные люди устроят такое масштабное давление на издателей, что и без того тающие под ударами пиратов тиражи и гонорары российских фантастов станут исчезающей величиной. Новое же поколение будет выкармливаться грантами и премиями в горизонтах полисексуального и мультикультурного будущего, которое преодолевает гетто скреп.
«Отдайся мне скорей во имя нашего общего ультравеганства!» — воскликнул Киберлось Радужный Колокольчик.
«Нет, — ответил не выходя из нирваны Кристаллический Принц-Медуза, — мы еще не обсудили проблемы равноправия нанодроидов-либертарианцев после неизбежного возвращения планеты Ставрида под власть анархо-империи Татуин».
В участие в этом пресловутой закулисы придется поверить потому, что жертва выбрана безупречно и выверенно точно. В самом деле, на протяжении практически трех десятилетий российская фантастика представляла собой удивительный островок духовной и интеллектуальной независимости, которую демонстрировал «своеначальный, жадный ум, — как пламень, русский ум опасен».
В то время как большую часть русскоязычной словесности контролировали единомышленники критикессы, которые на своем междусобойчике решали, кто тут писатель, а кто — нет, в фантастике расцветали и соперничали 100 школ, среди которых патриоты (во всех многообразных оттенках этого понятия) были примерно в том же соотношении, что и в «населении» в целом, то есть составляли подавляющее большинство.
Поскольку задача фантастики — говорить о том, чего нет, но что может быть, то воображение создавало миры, где Россия — великая космическая империя и Русь прекрасна и обильна, а не убога и бессильна, где слово «честь» не забыто, а наветы за глаза не в чести. В России оказалась возможна даже такая изумительная вещь, как монархическая фантастика о мире, где большевики не победили — начиная от легендарного «Гравилета „Цесаревич“» Вячеслава Рыбакова до «Победителей» Елены Чудиновой и новейшей монархической фантастики Дмитрия Володихина и Натальи Иртениной. Впрочем, низкопробных романов «Попаданец Вася вместе со Сталиным и Берией срывает План Даллеса» тоже было сколько угодно — пусть расцветают 100 оттенков.
Читателя может удивить, как так получилось, что фантастика, которая про будущее, оказалась на защите традиции и истории? Ничего странного тут нет. Главное содержание фантастики — это не просто взгляд в будущее, это предвидение опасностей. Вспомним уже первых «настоящих» фантастов, как Герберт Уэллс. Они по большей части писали о возникающих в связи с прогрессом угрозах бытию и идентичности человека. Фантастическая мысль не столько обещает головокружительные перспективы (это в лучшем случае на сладкое), сколько пугает, что «ни птица, ни ива слезы не прольет, / если сгинет с Земли человеческий род». Стругацкие выросли в масштабных писателей в тот момент, когда создали образ Рудольфа Сикорски, предотвращающего будущие опасности.
«Если в нашем доме вдруг завоняло серой, мы просто не имеем права пускаться в рассуждения о молекулярных флуктуациях — мы обязаны предположить, что где-то рядом объявился черт с рогами, и принять соответствующие меры, вплоть до организации производства святой воды в промышленных масштабах», — говорил герой.
Основной угрозой, перед которой стояла наша фантастика все 1990-е и 2000-е годы, было будущее, в котором русских уже нет. Писатели ответили на этот вызов достойно. Патриотическая фантастика во всех ее формах оказалась не только культурным, но и общественным явлением, практически институтом гражданского общества. На писательских конвентах знакомились и взаимодействовали люди, про которых точно можно сказать, что они любят Россию и русский народ.
Моим личным первым выходом в интернет ровно 20 лет назад было участие в форуме поклонников фантаста Юрия Никитина «Корчма» (сам я поклонником не был, просто притянуло, что еще раз свидетельствует об особой общественной роли нашей фантастики).
То есть враг оппонентами русской идеи и слова выбран безукоризненно верно: разрушь этот бастион — и, возможно, и впрямь обвалится вся та довольно мощная конструкция, которая делает наших детей патриотами, несмотря на стопроцентный контроль над дискурсом «большой литературы» со стороны либералов.
Исполнители, впрочем, выбраны не слишком разумно. Почтенная критикесса, заслуженно любимая многими за выступления в жанре коротких рецензий на интеллигентские бестселлеры, кажется, очень плохо понимает, на какой огнеопасный участок ее бросили, да и материалом владеет так себе. Как-то я встретил серьезную рецензию Галины Леонидовны на один современный роман, в которой она долго разбирала оппозицию «город — лес», ни разу не упомянув «Улитку на склоне» Стругацких, которую явно не читала. Хотя было очевидно, что рецензируемый роман является обычной реминисценцией на этот классический текст.
Впрочем, когда реформаторам нашего Отечества мешало незнание реформируемого предмета? Главное ведь — идеологическая сверхзадача и наличие сложносоставного лома из денег, неформального тусовочного и формального административного влияния (а ведь и всяких странных статей УК РФ, типа 282, тоже никто не отменял). Сможет ли наша фантастика выдержать штурм ее снежного городка либеральными комиссарами — не знаю. В последние годы пиратство и кризис, как я уже сказал ранее, серьезно подорвали отрасль, да и в целом массовый читательский интерес смещается, скорее, к нон-фикшен.
Но, с другой стороны, у консервативной фантастики есть громадный потенциал. Это показал недавний успех «Электрических снов Филиппа К. Дика». Там творчество одного из самых парадоксальных американских фантастов было поставлено на службу антиглобализму, противостоянию либеральной штамповке мозгов и манипуляциям сознанием. Если в мире такая фантастика находит все больше спроса, то, будем надеяться, и наша с ее солидной традицией как-нибудь переживет без подачек на киберлося Радужного колокольчика. Останется он — лось, просто лось.
PS. А еще братья Стругацкие в трехтомнике «Волны гасят ветер» убедительно доказывают, что верный пес режима Рудольф Сикорски — это просто повидавший жизнь бывший борец и либерал, сделавший правильные выводы, а пламенный революционер Максим — это ничего не понимающий дурачок, который, вполне возможно, наберется ума и пойдет служить в КГБ.
Мерзость, одним словом. Сожгите эти книги и давайте все вместе писать фантастику про КиберЛося, делающего первые шаги на пути постижения своей мультисексуальности и полидырочности.
Нечетал, ни тех, ни других, никаких. Ни Дивова, ни Лукьяненко, ни Перумова этого. Асуждать не буду. А уж про какую-то еврейку Юзефович даже не слыхал. Книжки пишут? Ну и черт с ними. Пусть дальше себе пишут, хоть про эльфов, хоть про эльфийских гомосеков.
Уважаемый Хенрен, рекомендую почитать как минимум Дивова, у него для мужчин книги и про мужчин, на около-армейские темы в том числе.
Лукьяненко – гений, читать можно всё подряд.
Перумов – лучшая фэнтези на мой взгляд, то есть без исключения, Властелины Колец и рядом не валялись. Кстати он написал как раз продолжение Толкиена и развил в очень интересную концепцию мира.
Людей воспитывают не только жизнь и школа с семьёй.
Так что почитайте коли будет свободное время, получите много удовольствия.
Как говорится:
Вперёд, обезьяны. Или вы хотите жить вечно?! (Неизвестный Сержант)
Дивова надо читать. “Выбраковка” тебе наверняка понравится. На тебе цытатко:
Гусев встал, двумя пальцами ухватил трубку за огрызок антенны и выудил из раковины. Взял полотенце и тщательно протер. Нажал кнопку и хмуро сказал в микрофон:
– Зачем вы меня разбудили?
На другом конце линии раздался страдальческий вздох.
– Паша, как хорошо, что ты на месте! Выручай, старина! Кроме тебя…
– А-а, товарищ подполковник… Ну-ну.
Слышно было, как подполковник Ларионов, начальник близлежащего отделения милиции, угрызается совестью. Выражалось это в сопении и покашливании.
– Паша…
– Вот что-то вспомнить не могу, кто это меня на днях вождем палачей обозвал? – задумался вслух Гусев.
– Да ну! – деланно изумился Ларионов.
– Ты же знаешь, товарищ подполковник, я терпеть не могу, когда мне прямо так в глаза правду-матку режут.
– Паша, ну хватит, в самом деле!..
– Мне правда глаза колет, понимаешь?
– Хорошо, я им скажу.
– И скажи.
– И скажу! Так скажу, присесть не смогут!
– Вот сейчас пойди и скажи. Этому, как его… Ну, летёха такой мордастый. С усами.
– Паша, можно я с тобой закончу, а потом сразу пойду и скажу ему?
Гусев усмехнулся в трубку.
– Он меня боится, – сообщил он заговорщическим шепотом. – Они все меня боятся. Слушай, подполковник, а ты меня боишься?
– Извини, не очень.
– Как же так?
– А я смелый. Отважный я. Слушай, Паш, тут у нас большая неприятность случилась. Выручи еще разок? Пожалуйста.
– Опять твои психопаты задержанного прибили?
– Если бы задержанного, я бы тебе не звонил.
– А кого тогда?..
– Понимаешь… Мурашкин с пятого участка, прекрасный мужик, взял и застрелил одного урода. В состоянии аффекта застрелил.
– Ничего не понимаю, – удивился Гусев. – Ваша братия каждый Божий день кого-нибудь застреливает в состоянии аффекта. И рисует в отчете самооборону. Напивается до состояния аффекта, а тут навстречу топает мирный гражданин в состоянии аффекта – и пошла-поехала самооборона… Странно, что вы друг друга еще не поубивали. Даром, что пребываете в состоянии аффекта с утра до ночи…
Он мог бы еще долго распространяться на этот счет, но Ларионов его перебил.
– Паша, – сказал он. – Я тебя слушаю и балдею. Всю жизнь бы слушал. Позови какого-нибудь юношу из «Московского комсомольца», он с тобой потом гонораром поделится. Но мне действительно нужна твоя помощь.
– То есть, этот прекрасный мужик участковый Какашкин не умеет писать, и не может поэтому нарисовать в отчете самооборону.
– Да он в больнице! – рявкнул Ларионов.
– Почему? В какой?
– В Алексеевской, идиот!!!
Гусев задумался.
– Ничего себе… – пробормотал он. – Психушка, значит… Ладно, начальник, считай, я тебя простил. Докладывай обстановку.
– Докладываю, – согласился Ларионов. – Имеем два трупа…
– Ты же говорил…
– Нет, он еще и бабу одну грохнул.
– А-а, на почве ревности!
– Гусев, помолчи. Я же тебе докладываю. Имеется выбитая дверь, за ней два трупа, мужской и женский. Значит, женщина – хозяйка квартиры, мужчина – ее сожитель. Еще имеется девочка пяти лет, дочь хозяйки, живая, у нее глубокий шок, судя по всему было изнасилование.
Гусев пожалел, что вовремя не прикусил язык. Конечно он догадался, что к чему. Случай был в каком-то смысле типовой.
Наверное каждый выбраковщик прошел через это: на твоих глазах некто отвратительный совершает нечто ужасное. И тут тебе впервые в жизни по-настоящему «сносит башню». Вот почему уполномоченным АСБ не положено огнестрельное оружие. Только уродливый пневматический «игольник», автоматический пистолет, стреляющий иголками с парализатором мгновенного действия. Кстати, побочный эффект этой мгновенности – адская боль. Малость химики перемудрили. Наверное у них тоже были личные счеты с врагами народа.
– Короче говоря, был звонок насчет стрельбы, – продолжал Ларионов. – От соседей на центральный пульт. Выехала группа, то есть все уже оформлено. Но слава Богу, у ребят хватило ума на месте разобраться что случилось, и приостановить дальнейший процесс. Гусев, дружище, возьми все на себя, а? Ты представь, какой офигительный «глухарь» из этого дела получится! Его в принципе спихнуть не на кого!
– Кроме меня, – заметил Гусев. – Разумеется, ни один ворюга не возьмет на душу изнасилование ребенка и двойную мокруху. Да у тебя, небось, и нет сейчас живого вора. Ты уж, наверное, забыл, как они выглядят. А вот добренький Гусев на что угодно подпишется.
– При чем тут изнасилование, оно считай раскрыто. А вот мокруха… Паша, это ведь твой контингент! Запрос я тебе задним числом оформлю. И свидетелей, как положено.
– Знаешь, подполковник, – сказал Гусев негромко. – Я, конечно, о нас с тобой невысокого мнения, но вот в такие моменты удивляюсь – и чего это у нас еще крылышки не выросли? У тебя там, случаем, нимб не проявился? Гос-по-ди! Среди каких уродов мы живем! Это же просто уму непостижимо!
– Берешь?.. – спросил Ларионов с плохо скрываемой надеждой в голосе.
– Кроме твоих людей никто этого Какашкина не видел? – деловито осведомился Гусев.
– Мурашкина! Да нет, он как отстрелялся, так на месте и завис. Метался, бормотал что-то. Группа подъехала буквально через пять минут. Вывели его тихонечко… Если кто во дворе и был, так сам знаешь, менты они вроде китайцев, на одно лицо. А в больницу я его по блату сунул, там все будет шито-крыто.
– К тестю что ли? – вспомнил Гусев.
– Ну.
– Ладно, – вздохнул Гусев. – Через полчаса зайду. Готовь мне запрос и сопровождающих. Если дашь того усатого лейтенанта, буду отдельно признателен. И бутылка с тебя.
– Да хоть ящик! – радостно взвыл Ларионов.
– Значит все-таки берешь взятки! – обрадовался Гусев.
– Почему?!
– Откуда у тебя деньги на ящик, ты, подполковник!
– Нам в прошлом месяце опять зарплату повысили. А потом, я для хорошего человека, – твердо сказал Ларионов, – последнюю рубаху сниму!
– Это я-то хороший? – удивился Гусев.
– Конечно, – подтвердил Ларионов. – А если приедешь через двадцать минут, я тебе еще и не такое скажу.
– Обойдусь. Через полчаса встречай.
– Ну, Пашка, ну, выручил! Спасибо!
– Пока еще не за что, – отрезал Гусев и дал отбой.
Минуту-другую он стоял посреди кухни, задумчиво перебрасывая трубку из руки в руку и прикидывая, как навязанную Ларионовым фиктивную выбраковку провести через отчетность Центрального отделения АСБ. Ведь если подходить к вопросу формально, то нынче старший уполномоченный Агентства Социальной Безопасности Павел Гусев существовал только де-юре. Де-факто ему положено было регулярно являться на инструктаж, а потом вместо работы плестись на все четыре стороны. Ведущий, потерявший за месяц двоих из тройки. Потерявший заодно последние остатки доверия в отделении. Со всех сторон только неприязнь и страх. Впрочем, ему не привыкать. Всегда его по жизни сопровождали эти два чувства. Он боялся, его боялись. Он ненавидел, его ненавидели. И обе стороны, как правило, эти чувства умело скрывали. Гусев себя контролировал, потому что знал: может убить. Все остальные – потому что знали: и правда может.
Летом Гусева ужасно раздражала необходимость мазаться специальными кремами и надевать гигроскопическое белье. Иначе он бы просто умер, закованный в спасительную, но абсолютно глухую броню. А сейчас он чувствовал себя замечательно. Легкая, но прочная кожанка с полами до середины бедра удачно маскировала полпуда железа и пластмассы, которые таскал на себе выбраковщик.
Тем не менее, у станции метро Гусева вычислили. Он задержался купить сигарет, и тут же рядом притормозил «Соболь» с эмблемой Службы Доставки на двери.
– Помощь не требуется, коллега? – спросил парень в белом халате, высовываясь из окна.
Гусев бросил через плечо сумрачный взгляд, промолчал и снова повернулся к окошку табачного киоска. Протянул было деньги, но тут задняя дверь киоска открылась, и внутрь шагнул некто, судя по выражению лица – хозяин. Гусев присмотрелся, вздохнул, пробормотал: «Извините, у нерусских не покупаем…» и тяжело потопал к соседней палатке. Несмотря на вполне приличное настроение, ходить сегодня было отчего-то трудно.
«Соболь» все не уезжал. Взяв свое курево, Гусев подошел к фургону.
– Что там было насчет помощи? – спросил он угрюмо. – Какая еще помощь?
– Наркологическая, разумеется. Хотите маленький укольчик? Второе рождение гарантировано. Вы же чувствуете э-э… дискомфорт, сразу видно.
– Вот это глаз! – восхитился Гусев.
– Работа такая, коллега. Давайте, заходите.
– Н-нет, спасибо, – пробормотал Гусев. У нарколога было приятное открытое лицо и заразительная улыбка. Но это еще не повод разрешать человеку тыкать в тебя иголками.
– Вам же на маршрут сейчас, верно? Давайте поправим здоровье. Я просто нарушу профессиональную этику, если отпущу вас.
– Как вы меня раскрыли? – спросил Гусев, безуспешно пытясь оглядеть себя в поисках какого-нибудь вопиющего изъяна.
– Просто характерная моторика. Сейчас она, конечно, сглажена – последствия интоксикации. Но все равно если знать, что искать – видно.
Оружие Возмездия – роман Дивова – про службу в артиллерии вна cyкКраине будучи московским пареньком, весьма доходчиво написано для молодого поколения.
Ну а так Мастер Собак – сильно.
На самом деле, с моей точки зрения, самый мощный роман Дивова – это “Объекты в зеркале заднего вида” с продолжением. Такой как бы “производственный роман”, на самом же деле социальная фантастика.
Если долго сидеть на берегу реки, однажды увидишь труп своего врага. Если долго стоять на конвейере, собирая автомобили, рано или поздно ты увидишь, как мимо плывут трупы твоих друзей. В прекрасном новом мире, где каждый сам за себя и место под солнцем можно добыть только бесчестьем, четверым молодым людям предстоит выбрать свой путь. Ложь, предательство, стукачество, подлость – иной дороги к успеху нет. Попробуй, не пожалеешь.
Если ты читал “Колеса” Артура Хейли – ты ощутишь, с чем Дивов полемизирует. Цытатко:
С заводом городу повезло, конечно.
– Это русская деловая хватка, – сказал однажды Кен Маклелланд. – Если долго сидеть на берегу реки, ожидая, когда мимо проплывет труп твоего врага, рано или поздно рядом построят завод.
– Ну да, мы такие, – согласился я. – Запиши, а то забудешь.
Кен записал.
Город наш делился на Левобережье и Правобережье. «Левые» работали на заводе, «правые» занимались всем остальным. Не по каким-то там идейным соображениям, просто слева до завода было близко, а справа – только через реку, сквозь вечную пробку на дряхлом узком мосту. Все кандидаты в мэры шли на выборы с лозунгом «Я построю переправу!». А потом на федеральной трассе в пяти километрах к югу отгрохали шикарный виадук. Те, у кого машины побыстрее, сразу его освоили. Так и старый мост разгрузился, и стало всем хорошо, особенно политикам.
– Это русская смекалка, – сказал Кен. – Если долго сидеть на берегу реки, ожидая, когда мимо проплывет труп твоего врага, рано или поздно рядом построят мост.
– Запиши, а то забудешь, – привычно согласился я.
Кен грустно покачал головой, но записал.
Его у нас долго не принимали всерьез. А потом как-то шли мы втроем – Кен, Михалыч и я, – тащили ржавое железо с кладбища автомобилей и наткнулись на стаю «правых». Вроде бы в восьмом классе мы учились, да, точно, в восьмом… «Правые» начали кричать нам всякое, как обычно бывает перед дракой. Ну и Кена пиндосом обозвали. А Кен этого очень не любил. Не был он пиндосом, честь ему и хвала. И дело тут не в обрусении – просто не был он пиндосом, и точка.
Кен тогда нес, как коромысло, на плечах реактивную тягу от «Жигулей». И пока мы с Михалычем думали, что бы «правым» ответить позлее, Кен схватил эту оглоблю наперевес, прыгнул вперед и заорал:
– Я Кеннет Маклелланд из клана Маклелландов! Сюда идите, правые-неправые, остаться должен только один!
«Правые» как упали, так еле встали. Ржали до икоты. Кена полюбили безоговорочно. Я молчу, что в нашей школе творилось, когда мы рассказали. Фурор и триумф. Кен выступил остроумно, а это ценится на обоих берегах реки; еще он наплевал на известный закон об оскорблении кого попало чем попало. Выразив готовность драться, Кен повел себя как парень, который не боится оказаться крайним, и это оценили вдвойне.
А из той правобережной стаи трое обалдуев выросли офицерами дорожной полиции, кардан им в ухо. И теперь если Кен слегка нарушает – не по злому умыслу, а исключительно по обрусению, – эти ему говорят:
– Зачем же вы хулиганите, Кеннет Дональдович? Как же вам не стыдно? Не надо так. Иначе придется в следующий раз наказать.
А Кен им:
– Да работа у меня нервная. Больше не буду, честное слово. Ну как твой цитрус, бегает? Ты когда погонишь его на ТО, не забудь сначала мне звякнуть, я там знаю кое-кого, прослежу, чтобы все было хай-энд…
Ну полное взаимопонимание и дружба народов. А всего-то десять лет назад пообещал навернуть тупым тяжелым предметом.
Мы с Кеном были не просто «левые», а «левые» в квадрате – наши отцы строили завод. Естественно, мы оба на завод и угодили. С той разницей, что я стоял на веддинге, а Кеннет Дональдович бродил вдоль конвейера, при галстуке и с озабоченным лицом. Лицом Кен зарабатывал деньги. Галстуком он иногда, забывшись, утирал вспотевший лоб. Русских это умиляло, американцев смешило, а вот пиндосы на Кена стучали.
Интересно. Надо бы прочесть.
– Сомневаюсь. А насчет стыда вообще бред. Они не устыдятся, а только обозлятся. Выбраковщика, который отработал больше пяти лет, можно самого браковать. Или, как минимум, лечить. Таков мой диагноз.
– Ну пойди тогда и застрелись, – надулся шеф.
– Со мной особый случай, шеф, вы же знаете. Между прочим, так это вы меня сдали подполковнику Ларионову? То-то он был такой ласковый…
Шеф замялся.
– Ближе никого не оказалось. Ты извини, Пэ.
– Тогда нечего подначивать – юный друг милиции и все такое… Да ладно, я на этом деле бутылку заработал. И покуражился вволю над одним ментом усатым. Знаете, как он меня обозвал? Вождь палачей!
– А ты что?
– А я попросил Ларионова дать его мне в сопровождающие. И этот усатый битый час ходил за мной хвостиком по месту происшествия. И все ждал, когда я скажу ему гадость. А я взял – и не сказал. Бедняга чуть не помер от натуги. В жизни его, наверное, так не презирали.
– Уф-ф… – шеф помотал головой, что-то соображая. – Не простят они нам. Ох, чую я, не простят.
– Завидуете Железному Феликсу? – поддел его Гусев.
– Это почему? – насторожился шеф.
– Он весьма своевременно помер. Не стал дожидаться, когда за ним придут и начнут не прощать.
– Устал я от тебя, Пэ, – сообщил шеф. – Тебя послушать, так ты и этот момент тоже предусмотрел.
– Естественно. Я изучал историю карательных органов. Причем не только наших. Этот момент наступал всегда. Рано или поздно власть говорит, что революционный террор исчерпал себя, и пора жить тихо-мирно. А что делать с террористами? Спросить, зачем они убили столько народу. Потом казнить их, людоедов – и так доказать собственную чистоту. Это просто ротация символов власти, шеф. Закон природы. В общем, мне незачем стреляться. У меня есть шанс принять смерть в бою. Уж когда за нами-то придут, мы хорошо повеселимся, верно?
Слог вроде ничего, но про выбраковку не понял.
А там очень простая идея – когда всех заколебали враги народа и вредители, была создана спецслужба АСБ для их ликвидации быстрым внесудебным порядком. Подозреваемого берут оперативники АСБ и везут на подвал, где при помощи соответствующей фармации под детектор лжи они сами всё про себя рассказывают. После чего, если имеется фактура на тяжкие – следует ликвидация. Это и называется “выбраковка”.
Не хочешь в АСБ – сам сдайся милиции, явка с повинной, будет суд и всё такое. А уж как пришли из АСБ – всё, вешайся. Понятно же, что у человеков всегда за душой какой-то криминал есть, и как накачают препаратами – так ты всё и выложишь.
В теории никакого самоуправства – всё фиксируется на видео и проверяется прокуратурой. Более того – выбраковщики сами подпадают под эту же систему.
Но ты просто прикинь, как живет общество, где любого могут взять на подвал в любой момент, и вынуть из тебя все твои гаденькие тайны.
События же в самой книжке происходят уже тогда, когда врагов народа перебили – а новые
самозародившиеся в обществе враги народа возжелали перебить перебивальщиков.
А общество и так последние годы живет по этому принципу, особенно китайское и американское, если вы не заметили – можно взять любого в любой момент и обвинить в чем угодно. Более того, как показывает дело с арестом молодых несовершеннолетних дур – ментовские провокаторы создают фейковые обвинения для показа своей нужности, хватают просто за невосторженный образ мыслей, контролеры берут взятки и т.д. С началом 21-го века началось широкое наступление власть предержащих на права граждан по всей планете. Все эти “суверенные демократии”, “патриотические акты” и прочая ахинея. В более мелких странах, правда, это привело к революциям и убийствам особо наглых правителей и их подручных.
Говна про впопуданцев в Сталина пусть поменьше пишут и будет с сайфаем все норм.