Пока дилетанты обсуждают тактику, профессионалы занимаются логистикой. В течение 1812 года Наполеону этот тезис был продемонстрирован въяве и вживе. Французская армия вторжения имела колоссальную численность, но именно в её силе содержалась её фатальная слабость. Прокормить такое войско было проблемой даже на Западе, но в России с её низкой плотностью населения задача становилась едва ли решаемой.

Дело в том, что Наполеон и его штабисты катастрофически недооценили особенности театра военных действий. Плотность населения в России была в разы ниже, чем к западу от Немана, плечо снабжения было просто чудовищным, а прокормить требовалось войско, по сравнению с которым батыева орда — два монгола в три ряда. В западные губернии еще кое-как можно было доставлять продовольствие и фураж, но каждая лишняя верста уменьшала объем дошедших грузов.

Партизанские отряды и кордоны вооружённого населения оказались не то что лишней соломинкой, а здоровенной дополнительной скирдой на спине и так примученного верблюда.

В смысле средств затраты на такие отряды были мизерными. Регулярные партизанские отряды насчитывали в сумме буквально считанные тысячи людей — тоже не поражающая воображение цифра. Но эффект от их применения был оглушительным. Тыловые коммуникации Великой армии находились в состоянии перманентного тромбоза, послать людей собирать зерно и фураж по деревням значило в недолгой перспективе просто угробить их.

При этом в действиях партизан было куда меньше стихийного, чем об этом принято думать. Русские заранее поняли, где будет находиться ахиллесова пята армии Наполеона, сознательно готовились бить именно по ней и последовательно реализовали свой хитрый план. Изображение Кутузова как этакого русского Лао Цзы, который знай сидит и не мешает раскручиваться нунчакам народной войны, бесконечно далеко от реальности.

Власти вовсе не ограничивались манифестами и призывами убивать французов. Технологию создания кордонных отрядов отработали быстро. Народные мстители сплошь и рядом оказывались группой, собравшейся вокруг местного помещика, который вооружал своих же дворовых людей и крестьян. Благо тихий старый барин в шлафроке мог иметь за плечами пару военных кампаний ещё при Екатерине и в общих чертах основы военной организации помнил. Начинали набор обычно с людей, имевших хоть какой-то опыт жизни в лесу, верховой езды и обращения с оружием — егерей, доезжачих и т. п. Но людей требовалось много, так что в отряды брали и просто физически крепких крестьян. Нормального оружия, конечно, не хватало, поэтому в дело шли всяческие импровизации. Арсенал такого помещичье-крестьянского отряда заставил бы рыдать реквизиторов фильмов типа «Пилы».

Но основной тип “партизан” составляли собственно «партии». Туда назначались части регулярных сил, казачьи полки (часто — в полном составе, благо они были небольшими), иногда — пешие егеря. Командовали ими тоже кадровые офицеры. В инструкциях, издаваемых по этому случаю, очертили и список задач — тревожить фланги, уничтожать небольшие группы французов, ловить курьеров, теребить коммуникации и вести разведку. Собственно, в этом и состояли основные функции всех «регулярных» партизан — силовая разведка, перехват вестовых и резня на тылах.

Однако ключевая характеристика отряда, посланного для таких задач, — это подвижность. Мужики с топорами в составе такого отряда стали бы невероятной обузой, и их, ясное дело, если и использовали, то сугубо в качестве вспомогательных сил — если какие-то вооружённые крестьяне нашлись в районе очередной операции.

Но всех превзошёл подполковник Дибич 1-й. Он начинал с парой сотен драгун, казаков и татар, но затем присоединил к отряду ещё и более двухсот дезертиров из Великой армии, в основном немцев по национальности. Правда, воевали дезертиры не очень и сами были не дураки пограбить, но факт — русские имели партизанский отряд, наполовину состоявший из «хиви».

Кстати, эти отряды воевали не как попало. Армейским партизанам нарезались сектора ответственности, командование обычно знало, где находится тот или иной отряд, и хотя бы в общих чертах представляло, что он делает. В наше время эти отряды назвали бы рейдовыми частями или даже спецназом. В общем-то, они и выполняли специальные задачи в современном понимании. Но такого слова тогда ещё не придумали, а название «летучие отряды», или «партии», устраивало всех.

Сеславин и Фигнер были этакими Джекилом и Хайдом русской армии. К тому же они регулярно воевали бок о бок. На этой почве возник даже перетык между бойцами. Фигнера считали отморозком и кровавым психом, фигнеровцы же полагали, что сеславинцы — оловянные солдатики, которые в настоящий ад не полезут. Сходились они только на том, что отряд Давыдова — это так, подтанцовка у по-настоящему крутых парней (то есть у них) и фон, на котором боевой хипстер Давыдов стихи с мемуарами пишет. Ну а все остальные вообще рядом не стояли. Как легко догадаться, Давыдов имел на этот счёт собственное мнение, а поскольку писать он и правда умел, бойцы Фигнера и Сеславина могли только громко завидовать.

Удивительно, но наиболее удачную партизанскую операцию 1812 года эти трое провели совместно.

Когда французы начали отступление из России, южнее основных сил Великой армии осталась одинокая дивизия под началом генерала Луи Барагэ д’Илльера. Барагэ должен был прикрывать линию коммуникаций, по которой Наполеон собирался отводить свою армию. Но вовремя залезший на дерево Сеславин, обнаруживший отход французов из Москвы, изменил судьбы многих людей.

После сражения у Малоярославца (куда Кутузов, извещенный Сеславиным, успел перебросить войска) французы вернулись на разорённую Старую Смоленскую дорогу, а дивизия, высланная от Смоленска на юг, гордо повисла в воздухе. Хотя она находилась в стороне от мест главных сражений, у Барагэ имелось несколько проблем.

Во-первых, дивизия состояла в основном из недавно призванных рекрутов и боеспособностью не отличалась. Во-вторых, она готовилась охранять длинную полосу и обеспечивать деятельность большой армии. Поэтому людей, даже слабо подготовленных, там не хватало, зато имелось большое количество провианта, вывезти который было отдельной трудно решаемой задачей (с лошадьми положение тоже не радовало). К тому же партизаны перерезали связь с основными силами армии, а с кавалерией у французов был полный швах. Так что Барагэ сидел на горе сокровищ — слепой и одинокий.

Давыдов, даром что боевой хипстер, 7 ноября изловил нескольких французов и от них узнал, что дивизия Барагэ стоит гарнизонами по нескольким сёлам, и эти гарнизоны между собой слабо связаны. К Давыдову на запах добычи тут же набежали Сеславин и Фигнер, но такая толпа французов даже трём отрядам была не по зубам — эта партизанская дрим-тим составляла всего 1300 человек. Благо там же неподалёку находился рейдовый отряд Орлова-Денисова в две тысячи конных — ему тут же дали знать, где находятся французы. Партизаны и отряд Орлова решили напасть на самый крупный из гарнизонов Барагэ д’Илльера в селе Ляхово. Там стояла бригада генерала Ожеро.

У Ожеро была та же проблема, что у всей дивизии, — его бригада была сборной солянкой из недавно сформированных частей. Посылать людей патрулировать леса было страшно, так что он тихо сычевал в Ляхове, надеясь, что пронесёт. Не пронесло. Толпа партизан выскочила из лесу. Вестового, которого послали за помощью, русские поймали и скрутили. Барагэ, правда, слышал у Ляхова канонаду и прочее звуковое сопровождение смертоубийства, но посланный туда отряд кирасир сам попал в засаду на переправе через маленькую речку. Так что Барагэ решил подождать ночи, полагая, что уж столько-то Ожеро продержится.

Однако тому было совершенно не весело сидеть в окружении. К тому же партизаны притащили пушки, и, чтобы Ожеро не было скучно, беглым огнём стреляли по Ляхову. Одно из ядер дуриком залетело в пороховой склад. Смеркалось, Ляхово живописно пылало, и русские решили, что клиент созрел. На переговоры отправился Фигнер. Партизан-косплеер вдохновенно нёс околесицу: что вокруг пятнадцатитысячная армия, Барагэ д’Илльер с часу на час сдастся сам — если Ожеро хочет стать героем, то, конечно, нет препятствий патриотам, и тогда он будет жить плохо, но недолго. Проверять, сколько там народу, Ожеро не стал и сдался вместе с примерно полутора тысячами живых к тому моменту солдат.

Наполеон рвал, метал и хотел наказать кого попало, но Ожеро спрятался от любимого императора в русском плену, Барагэ через пару месяцев предусмотрительно помер, а искать виновного в зеркале Наполеон, конечно, не стал.

Ляхово, конечно, не было типичным успехом партизан. Обоз или склад были куда более привычной мишенью. Однако полторы тысячи пленных зараз — это был внушительный успех. Вдобавок, на чём не так акцентировали внимание, дивизия Барагэ, шокированная потерей бригады в Ляхове, быстро потеряла и запасы продовольствия. Русские сами страдали от проблем со снабжением, но для французов потеря провианта носила просто катастрофический характер — у них-то армия в буквальном смысле вымирала с голоду. В общем, налёт получился не только эффектным, но и очень полезным.

Но на 1812 году война русских партизан не окончилась. Когда измождённые армии переходили Неман и шли на запад, ещё никто не догадывался, что апогей русских партизанских операций впереди.