Наблюдения над современной международной жизнью показывают, что ныне вполне принято обвинять партнеров в агрессивных действиях, за которые по прежним нормам если не объявляли войну (хотя могли и объявить), то уж точно разрывали дипломатические отношения, делая еще один шаг к тому, чтобы пустить в дело последний довод королей. Заявления о русских хакерах, вмешивавшихся в президентские выборы в США с целью подрыва американской демократии, раньше вполне было достаточно, как минимум, для того, чтобы послы Кисляк и Тефт потребовали паспорта. Если не для еще более роковых решений.

Вместо этого межгосударственные отношения строятся по принципу “Брань на воротах не виснет”. Обвинения в акте агрессии сами по себе, формальные сношения сами по себе. Аналогично и с Францией, где русские хакеры также подрывали демократию. Тяжкие обвинения произнесены, соответствующих действий – вплоть до последнего довода – отнюдь не наблюдается. Что, с одной стороны, вроде бы хорошо, с другой – ставит вопрос о том, сколь серьезны и значимы такие обвинения. Создается впечатление, что речь идет не о самых серьезных претензиях, влекущих не менее серьезные последствия, а о простой брани – не той, которая на поле, а бытовой. “Я твою маму…”, “Ты мой дом труба шатал” etc.

Между тем важное отличие – сейчас, правда, все более утрачиваемое — бытовой ругани от важных политических заявлений состоит в том, что ругань в большей части случаев не влечет за собой роковых последствий, тогда как заявления влекут и самые серьезные. Вплоть до объявления войны.

Безусловно, в войне мало радости – “вce эти мepтвыe тeлa, злoвoнныe paны, cкoплeния мнoжecтвa грyбыx и грязныx людeй, пpeкpaщeниe нopмaльнoгo пopядкa жизни, paзpyшeниe пoлeзныx здaний и yчpeждeний, мocтoв, жeлeзныx дopoг, тeлeгpaфoв” – вряд ли могут быть кому-то приятны. Иное дело, что драчливость, судя по всему, неизменно присуща роду человеческому, и так останется до скончания веков. Во всяком случае, наблюдения над современной международной жизнью не внушают большого оптимизма.

Тем не менее – хотя это обстоятельство остается незамеченным – после 1945 г. сделан изрядный шаг в деле символической делегитимизации войны. То есть воюют по-прежнему, только Соединенные Штаты с 1945 около трехсот раз приходили с войной на чужую территорию, да и другие державы не совсем безгрешны. Но все это без форменного объявления войны. Последним формалистом был т. Сталин. В полном соответствии с международным правом и Гаагской конвенцией 1907 г. “Об открытии военных действий”, предписывающей, что “Военные действия не должны начинаться без предварительного и недвусмысленного предупреждения, которое будет иметь или форму мотивированного объявления войны, или форму ультиматума с условным объявлением войны”, 8 августа 1945 г. он объявил – “Советское Правительство заявляет, что с завтрашнего дня, то есть с 9-го августа, Советский Союз будет считать себя в состоянии войны с Японией”. С тех пор, т. е. уже семьдесят с лишним лет принято открывать военные действия без лишних формальностей.

До этого даже в случае вероломного нападения, как 22 июня 1941 г., post factum форменное объявление войны имело место, происходил размен посольствами etc. Ялтинский, а равно и нынешний послеялтинский миропорядок уже ничего такого не предусматривает. Воюют, как в средние века, когда один феодал, открывая усобицу против другого феодала, действовал по факту.

Сложилось такое устройство дел после 1945 г., когда Устав ООН фактически ограничил суверенитет держав, изъяв из него право мира и войны. До этого данное суверенное право считалось неоспоримым. Каждая держава могла при желании объявлять войну другой державе, естественно, что на свой страх и риск. А теперь устав ООН вообще не предусматривает такой опции. Державы могут либо принимать участие в коллективных действиях по поддержанию мира (Корейская война), либо реализовывать свое право (ст. 51 Устава) на индивидуальную, а равно и коллективную самооборону (в последнем случае, очевидно, имеется в виду casus foederis), пока Совет Безопасности ООН думает. Когда придумает, надобность в самочинной обороне уже отпадает, и приходит время коллективных действий по решению СБ.

Война ни в том, ни в другом случае не объявляется – и самооборона, и коллективные действия не требуют процедуры, когда посол с постной миной является в МИД страны пребывания и вручает министру ноту об объявлении войны.

Конечно, вряд ли дело только в Уставе ООН – это был бы выдающийся правовой позитивизм по принципу “нарисуем, будем жить”. Здесь сработал ряд обстоятельств.

Усталость и страх после II мировой войны. И вожди, и подданные были в массе своей не готовы к новой серьезной войне.

Создание систем и подсистем коллективной безопасности, несколько снижающих драчливость. Может быть, и хотелось бы проучить шкета, но связываться с паханом хотелось уже менее/

Тем более, что к началу 1950-х годов атомная бомба была уже у трех держав, что тоже не способствовало откровенной драчливости. Подгадить державному брату исподтишка – это всегда, но воевать в открытую – могилой пахнет. А для мелких пакостей объявление войны не требуется.

Но, может быть, самое важное – упразднение прежнего обычая сообщать “иду на вы” (к чему сводится акт объявления войны) державцам даже и понравилось. Форменное объявление – с 03.00 такого-то числа такое-то правительство будет считать себя в состоянии войны с такой-то державой – означает ясность и ответственность. После такой ноты всем понятно, что дело приобрело совсем нешуточный оборот
Довольно многим державам новый порядок даже понравился. Одно дело, как встарь, вступать в форменную войну со всеми ее рисками, не только внешними, но и внутренними. Объявление войны есть акт публичный, его не спрячешь, а политические противники долго будут его припоминать при случае. Другое дело – братская помощь, а равно продвижение демократии, гуманитарные бомбардировки, антитеррористическая операция etc. Такие эвфемизмы прежнего сурового понятия “война” позволяют вести военные действия без осознания серьезности этого занятия.

Все это было бы очень мило, если бы державные вожди сами понимали, где только эвфемизмы с применением армии, авиации и флота, а где сползание в настоящую войну, когда многоглаголание о продвижении демократии etc. уже ничему не поможет и никого не успокоит. Державные вожди ведут себя подобно лягушке в медленно нагреваемой воде и уже не понимают, когда пора выскакивать.

Утратилась мера вещей, отсюда и чудеса дипломатии, которые являют не только ошалевшие великие державы, но и маленькие блохастики. То, что последние позволяют себе теперь, невозможно было представить себе прежде, когда войны объявлялись, и все volens-nolens помнили, что блюдите, как опасно ходите.

3 сентября 1939 г., когда правительство Ее Величества объявило войну Германии, рейхсмаршал Геринг сказал: “Да поможет нам Бог, если нам суждено проиграть эту войну”. В мире, где войны не объявляются, внезапное (хотя и кратковременное) здравомыслие рейхсмаршала более не имеет места.