То, что произошло на Украине и в России, во многом описывается через столкновение сельского и пролетарского класса. Это видно даже в мелочах.

Например, для мужчины перчатки — продолжение тела, продолжение его функции. И вот я обратил внимание, что с украинской стороны большинство людей в АТО, которых я видел в телевизоре, были одеты в такие овощные перчатки, знаете, есть белые перчатки, с одной стороны они нитяные, а с другой стороны резиновые пупырышки, которые продаются в основном для овощных баталий — это переборки картофеля, селекции капусты и т.д. А со стороны донбасских ополченцев это были тактические кожаные перчатки. Которые очень удобны для каких-то технологических дел, с ними можно работать в кузне — где горячее, ты закрываешь закрытой частью перчатки, а где тонкие работы, ты работаешь открытыми пальцами. Их удобно использовать в военных баталиях — палец, который нажимает на курок, открыт и чувствителен к курку, особенно если он настроен на мягкое нажимание.

И потом, когда я стал смотреть интервью с той и с другой стороны, все эти интервью были привязаны к перчаткам. Спрашивают на украинском посту: «Хлопці, як ся маєте?» Они говорят: «Да погано, картоплi не завезли!» Показывают картинку — они перебирают в этих перчатках картошку. И это абсолютно идентично генотипу тех ребят, которых, к сожалению, завезли на войну. И это идентично их жизненному опыту, потому что их жизненный опыт заключался в том, чтобы перебирать картошку. И это важная, обязательная работа, потому что не переберешь зимой, пропадет урожай. И вот в этих нитяных перчатках идеально перебирать картошку.

А показывают донецкую сторону, они говорят — ну вот плохо, условно говоря, патроны не того калибра, или техника, которая была на поле боя, не поддается восстановлению. Они уже этими своими голыми пальцами прощупали какой-то вал, свечу зажигания и поняли, что годится, что не годится.

Поэтому для меня сакральность этого противостояния заключалась в противостоянии глобального сельского и глобального городского мира.

Мало кто знает, в чем отличие маленького города от большого села. Когда в большом селе на центральной площади, или на майдане, вешают часы, село превращается в город. Потому что город живет по часам — в 8 утра встал, первая плавка или перекличка, а село живет по биологическим законам — ну вот пора уже выйти, а как не хочется, в зимний туалет, который в 30 шагах от дома, но уже биологические часы звонят, или петух прокукарекал, или собака подралась с кошкой, ты уже понимаешь, что время вставать.

Поэтому первое глобальное столкновение я бы искал на стыке той культуры, которая победила вна Украине, а вна Украине победила глубоко сельская культура, с сельскими архетипами, с сельскими сакральными вещами. Столкнулись две культуры — одна хочет жить по часам, другая по петухам.

Мне бы хотелось, чтобы эволюция не обрушалась вниз, а восходила вверх. Поэтому я за город.

Почти все забыли знаменитое положение, формулу Маркса, которую пока никто не опроверг о том, что любое производство создает два вида продукта. Первый продукт — ради которого оно, вроде, специализировано. Вот что производит молочная ферма? Она производит молоко. Но попутно она производит тип работника, который работает на этом предприятии.

Когда-то я читал лекции на заводе в Германии, который делает спутники. Там работают рабочие, не только инженеры. Громадное производство на озере Бодензее, красивое озеро. И когда меня стали знакомить с работниками, я попросил, чтобы это были не топ-менеджеры, а рабочие, оказалось, что у них есть своя оперная студия и яхт-клуб. Я говорю: «Извините за грубость, а на фига рабочим, людям без высшего образования, яхт-клуб и оперная студия?» Они говорят, что они задействованы в таком тонком производстве, где человек без хобби и быта, который соизмерим с его тонкостью производственных процессов, не сможет потом функционировать, поэтому он должен выйти из цеха и пойти не в кабак, а в оперную студию, должен пойти в яхт-клуб и научиться завязывать яхтенные узлы на озере Бодензее.

Оказывается, это единый замкнутый процесс. Производственный процесс определяет не только квалификацию работника на производстве, а определяет его квалификацию в быту: как он отдыхает, как относится к детям, где его дети учатся, что он читает, как он читает — все вместе дает производственного работника.

Так вот, почему я против села — потому что те люди, которые победили на Украине, они пытаются сделать из Украины страну, где доминируют работники типа свинопаса. Я обожаю свинину, но я знаю, что свинопасы мои книги никогда не будут читать, так они устроены. Я знаю, что мои книги читали инженеры авиационных предприятий, читали работники атомного производства. И сейчас на Украине, как мне говорили, погибает последнее НИИ, где готовят атомных специалистов, мне жалко, потому что у меня там были друзья, они читали мои книги.

Я когда-то проводил занятия в одном небольшом центре на юге Украины для детей, 9-10 класс. И когда они меня начали спрашивать: «Вот скажите, геополитика Хаусхофера адекватна тому, что происходит?» Я говорю: «Ребята, в Украине 10 человек знают Хаусхофера, откуда вы, каких вы кровей?» Оказывается, что это дети инженерного состава с верфи. А чтобы сделать на верфи, видимо, какой-то красивый корабль, нужны такие тонкие расчеты и нужны такие умные дети, которые знают, что такое геополитика Хаусхофера и как она может отразиться на будущем их страны. А вот сейчас страна Украина, с большим потенциалом, изумительно красивая, она идет в ту нишу, где не будет таких детей, они не будут знать не только Хаусхофера, они не будут знать слова «геополитика». А всё начиналось с невинного — конфликта города и села, с конфликта сложных и простых производств.

Если на Украине победило село, в России победил пока один человек, интуитивно, не логически, я пока не вижу логистики, я вижу интуитивные колебания, интуитивные метания, интуитивные поиски. Он пытается втянуть страну в те вещи, в которые страна втягивается с большим трудом. Потому что вектор развития по восходящей намного драматичнее, намного сложнее, даже намного ужаснее, чем вектор обрушения по нисходящей. Я вижу драму одного человека, который пытается тащить Россию, вести вверх. Я вижу громадное горящее желание громадного количества россиян идти вниз. Потому что вниз идти намного проще, намного быстрее.

Я вижу, как не логика, а интуиция подсказывает ему, что делать на первом этапе, втором, на третьем. Всего восемь этапов, по моему философскому взгляду, он должен пройти. И каждый этап драматичен.

Я помню первый этап, когда он попытался российских олигархов заставить не расчленять Россию, а сшивать. Я помню, как это было драматично, потому что олигарх — это не персона с именем и фамилией, это громадное количество челяди, собственные телеканалы, собственные интернет-империи уже в то время. И когда он сказал, что не будет на Руси олигархов, а будут только те богатые люди, которые работают на сшивание, а не разрушение России. Это была первая драма.

Вторая драма — когда он национализировал суды. Раньше каждый имел свой карманный суд. Когда он стал крушить карманные суды, он против себя настроил миллионы людей. Я помню, когда он стал создавать единую вертикаль. Поэтому я вижу драму человека, который тянет этот какой-то нереальный воз, который составляет 1/6 по территории человечества и 1/3 экономику мира.

Когда я ездил на такси из Симферополя в Ялту, у многих таксистов висела табличка «В моем такси разговаривают по-русски». Это было до всех перипетий, до всех потрясений. И я понимаю, что таксист, который вывешивал табличку, понимал, что с него могут спросить, лишить лицензии, как-то наказать, или можно нарваться на какого-то стрёмного пассажира, который может дать чемоданом по голове. Но он рисковал, он шел на риск. Видимо, он понимал, ради чего он рискует.

Я бы спросил о будущем Крыма у тех людей, которые отстаивали названия крымских улиц. Многие же улицы переименовывались при Украине. В Донецке переименовывали улицы, в Луганске, а крымчане не дали улицы переименовать. Но вот когда я жил там, где обычно я останавливался — улица Грибоедова в Ялте, — я шел к морю каждое утречко, спускался на Ломоносова, шел по Пушкинской и выходил на набережную Ленина, кстати. Так вот, кто сохранил эти названия, те главные участники этого процесса. Те, кто не дал переименовать улицы, они и выступили главными соавторами геополитических процессов. Вот эти люди и создают будущее Крыма.