На самом деле тот факт, что крепостничество и феодализм, несмотря на свою кажущуюся длительность, остались в истории Западной Европы лишь мимолетным эпизодом, был предопределен “правовой революцией” XI-XIII веков.

Именно благодаря этому Европа феодальная и крепостническая превратилась в Европу капиталистическую и гражданскую. Какая тут связь? А она была довольно простая, хотя и нелинейная.

Дело в том, что в большинстве европейских стран, испытавших последствия “правовой революции”, к XIII веку феодальные повинности (рента) были письменно документально зафиксированы в твердых денежных суммах. Другими словами, была бумажка, в которой было четко записано, что крестьяне такой-то деревни должны платить сеньору в год столько-то ливров.

А затем в Европе начались пертурбации. Сначала – Черная Смерть, которая резко подняла цену крестьянского труда, цену рабочих рук, вообще – очень сильно подняла себестоимость всего и вся в Европе.

А затем начались поставки серебра из Америки, и Запад начала сотрясать революция цен. Инфляция, которая многократно уменьшала цену денег.

А рента-то на бумажке зафиксирована. Тогда еще до индексации по инфляции никто не додумался.

Сеньоры очень хотели бы в этой ситуации поднять повинности, заставить крестьян платить больше. Но… НЕ МОГЛИ. Всё было записано на бумажке. И любой королевский суд на раз признавал правоту крестьян.

Как следствие, после двойного кризиса сеньоры не могли просто сохранить классический феодализм и тупо брать с крестьян ренту.

Совокупный капитал феодалов, главную часть которого составляла именно земля как источник ренты, обесценивался. Совокупный капитал крестьян, поденщиков, горожан, то есть всех тех, чьим капиталом был дорожавший труд, возрастал. Соотношение сил непоправимо менялось в пользу третьего сословия.

При этом, разумеется, аристократия на то и была аристократией, чтобы не сидеть сложа руки. Она начала вертеться.

Начали умножаться косвенные повинности, которые не были жестко зафиксированы, типа обложения дорог.

Британские лорды начали превращать землю из аграрного в производственный капитал, приступив к огораживаниям.

Испанские идальго полезли завоевывать новые земли за тридевять земель и искать новые источники дохода на них.

Французские шевалье начали отстраивать систему абсолютного государства, которое могло бы драть с крестьян три шкуры, не имея никаких письменных обязательств перед ними и выступая господином закона.

Немецкие риттеры решили сбросить издержки в виде слишком дорогостоящей церковной инфраструктуры и поделить эти излишки между дворянством и бюргерством.

Так возникли европейские капитализм, империализм, государство-state и реформация. То есть все основы новой Европы, Новый Старый Порядок, который был грандиозной попыткой сеньориального класса сохранить власть в условии скукоживания непосредственной “рентной” экономической основы могущества этого класса.

В какой-то момент Третье Сословие разгадало эту игру. Его могущество по прежнему росло, но росло прежде всего как экономическое и культурное могущество, в то время как власть Старый Порядок от него отстранял. И тогда началась эпоха Революций, то есть эпоха, когда Третье Сословие поставило своей задачей физически и структурно уничтожить старый правящий класс, не принимая и не допуская уже никаких уверток.

Но, так или иначе, та цепочка событий, которая привела Западную Европу к той свободе, которой она гордится – в некоторых вопросах не без резонов, а в некоторых случаях оборачивая ее гнусностью (такой, как “экспорт демократии”), началась с одной единственной малости. С того, что усилиями архиеретика папы Григория VII его болонских юристов, Право было признано в Западной Европе некоей самодействующей и самовластной силой, почти божественного статуса.

А на практике это верховенство права выразилось в незыблемости письменно зафиксированных феодальных повинностей и невозможности даже для сеньоров через этот письменный документ переступить.

Там, где в католическом мире этого не произошло, как в Польше, стало возможным второе издание крепостничества, неохолопство, стал возможен абсолютно безграничный и ничем не сдерживаемый панский деспотизм. Этот деспотизм был обоснован идеей шляхетской республики (которую в отличие от многих нацдемов я считаю не положительным, а сугубо отрицательным примером) – в которой правосубъектом, гражданином был только шляхтич – вплоть до права Nie pozwalam!, а большинство людей рассматривалось как нелюди, как скот – bydlo.

В результате судьба Польши как была плачевна всё Новое время, так и теперь блестящей ее не назовешь. Это пример того, что такое европейская страна не пережившая в полной мере Правовой Революции.

P.S. Отсюда, кстати, не следует, что надо слепо обезьянничать с Запада. Если начать с неправильного конца, то можно получить прямую противоположность тому, что хотим.

Именно так, с неправильного конца начали прививать у нас правовую культуру западники в XIX веке. А именно – западники-юристы во главе с Кавелиным сыграли роковую роль в крестьянской реформе 1861 г. Они стали отстаивать принцип, согласно которому и крепостные, и земля, это частная собственность помещиков. А, соответственно, отнимать у помещиков собственность государство имеет право только за выкуп.

Отсюда произошли выкупные платежи, отрезки и прочие извращения, которые оскорбили крестьянское правовое сознание и чувство справедливости. Поскольку крестьяне считали землю своей, а уже себя – отданными государем помещикам во временное владение. И, кстати, в контексте правовой системы Московского государства XVI-XVII века именно они были правы. Просто эта система была уничтожена в XVIII-XIX вв., будучи заменена другой, шляхетской, как раз по польскому образцу, в которой обладателем полноты прав признавался дворянин, а крестьянин обладал нулевой правосубъектностью, ему никто ничем не был обязан.

Закончилось это закономерным крахом государства и революцией.

Поэтому фиксацию Верховенства Права нельзя начинать с фиксации права государства над народом или права элиты против народа. Нельзя закрепить”неприкосновенность права частной собственности” олигархии на приватизированные предприятия, установить Олигархическую Прерогативу, и думать, что тем самым мы положили начало Правовому Государству.

Ничего подобного.

Наши западники очень любят восхвалять Magna Carta, английскую Великую Хартию Вольностей, как некий источник западного правосознания и неприкосновенности личности. И тонко намекают – мол дайте неприкосновенность аристократии (то есть нам с нашими матрасами), а уж потом и до быдла с улицы дойдет – все равно быдлу прав давать сразу нельзя.

Так вот. Это ложь. Европейская свобода началась не с королевской хартии баронам, которую, к тому же, много раз отменяли.

Она началась именно со скромной записи, фиксировавшей повинности крестьян перед сеньором, в твердой сумме в доброй монете. Записи, которая, однако, имела такую силу, что никто в последствии не мог ее переступить ни к какой своей выгоде (которую сеньоры бы не преминули представить бы как общую выгоду).

Просто бумажка. Которую было не отменить и не изменить.

P.P.S. Тут еще интересен вопрос, почему феодалы не подтёрлись той бумагой, которую им суют под нос крестьяне в доказательство своих прав. Как суверены Великой Британии неоднократно подтирались той же пресловутой Магна-картой.