Авторы канала «Фанимани» разобрали кредитную историю СССР и России, рассмотрев крупнейшие финансовые катастрофы, которые привели к обесцениванию сбережений граждан и их инвестиций в государственный долг. Крупные дефолты по гособлигациям, которые в добровольно-принудительном порядке продавали советским людям при Сталине, объявлялись ещё в 1936-м, 1947-м и, наконец, в 1957 годах.

Народ перестал верить, что государство когда-нибудь выполнит свои обязательства. Все чаще можно было увидеть обклеенные облигациями стены туалетов и гаражей. Во времена Хрущева ходил такой анекдот: «Дама, обратив внимание на огромную очередь в зоопарке, спросила: „Что там дают?“ Ей ответили: „Это очередь к слону. Он скупает облигации госзаймов“. — „Но зачем?“ — „А слоны по триста лет живут!“».

В то время сам Никита Сергеевич с высокой трибуны вещал: «Миллионы советских людей добровольно высказались за отсрочку на 20—25 лет выплат по старым государственным займам. Этот факт раскрывает нам такие новые черты характера, такие моральные качества нашего народа, которые немыслимы в условиях эксплуататорского строя».

В 1970-е годы выплаты по ценным бумагам все же начались. Но обещанных миллионов советские граждане так и не получили.

Про то, что власти СССР неоднократно грабили народ с помощью денежных реформ, известно довольно хорошо. А вот про историю с облигациями помнят сравнительно немногие. Пикантности добавляет и тот факт, что облигации последних выпусков были одновременно лотерейными билетами, и кто-то по ним всё же выиграл.

Это отчасти объясняет, почему современные россияне довольно неохотно открывают брокерские счета для покупки облигаций, несмотря на их явную выгодность по сравнению с банковскими вкладами. В памяти старшего поколения крепко засело, что облигации – это просто способ отъёма денег у населения, а в лучшем случае – рискованная лотерея.

Свои обещания нужно выполнять: в финансовой сфере это даже не вопрос морали, а вопрос элементарной гигиены. Когда советская власть раз за разом грабила своих граждан через облигации, она получала какую-то копеечную прибыль, но при этом на долгие десятилетия люмпенизировала их мышление, вбивая в головы принцип: «не планируй надолго, живи одним днём».

Понятно, что советская экономика была неэффективной, и что государство не могло удержаться от соблазна залезть в карман обычным людям. Меньше вреда, однако, было бы, если бы оно сделало это прямым способом: через ввод дополнительных налогов, через понижение зарплат или, в крайнем случае, через печать денег, к чему и пришёл в итоге дорогой Леонид Ильич.

Впрочем, это всё, конечно же, клевета на СССР. На самом деле люди в СССР жили так:

Трое детей наслаждаются бутербродами с черной икрой в детском саду. Июль 1965 года, Москва.

Разумеется, враги советского народа пишут про эти времена совсем другое:

Неудачный старт вызвал резкое недовольство Хрущева и его помощников. От всех обкомов требовались решительные меры, чтобы в 1959 году резко увеличить производство мяса. В этой обстановке Первый секретарь Рязанского обкома КПСС А. Н. Ларионов дал смелое обещание. Рязанская область, которая в 1958 году продала государству 48 000 тонн мяса, обещала в 1959 году продать 150 000 тонн. Обязательства же на 1960 год брались ещё более высокие — заготовить 180 тысяч тонн мяса.

Чтобы увеличить производство мяса в области в 4–5 раз, нужно было отправить на мясокомбинаты почти всех коров и свиней с колхозных ферм – а это преступление. Тем не менее Рязанский обком распорядился списать на мясо не только прирост поголовья 1959 года, но и значительную часть молочных коров из так называемого «маточного поголовья». Десятки тысяч коров и свиней были в принудительном порядке закуплены в личных хозяйствах колхозников и у рабочих совхозов и добавлены к поставкам. При этом областные организации часто расплачивались с колхозниками не деньгами, а тем более не по рыночным ценам на скот, а долговыми расписками. Но и этих мер было недостаточно. Тогда начали скупать скот в соседних областях, вплоть до Урала. На рынках, в колхозах и совхозах за наличные деньги покупали скот, который затем в Рязанской области продавали государству по ценам в 3–4 раза меньшим. На эти операции шли деньги, выделенные на сельскохозяйственные машины, кредиты и прочие фонды. Когда практика закупок скота у соседей была раскрыта, руководители областей распорядились выставить на границах с Рязанской областью вооруженные милицейские пикеты, которые отбирали у рязанских «заготовителей» незаконно купленный скот. Некоторые из них пробирались с коровами ночью, минуя большие дороги.

Однако в 1960 году заготовки не превысили 30 тысяч тонн: после массового забоя предыдущего года поголовье уменьшилось по сравнению с 1958 годом на 65%. Колхозники, у которых под расписку «временно» изъяли скот, отказывались обрабатывать колхозные земли, что привело к падению производства зерна на 50%. К концу 1960 года скрывать катастрофу стало невозможно, и афера была разоблачена, 22 сентября 1960 года Ларионов застрелился, вскоре он был посмертно лишён звания Героя Социалистического Труда.

К концу 1958 года свыше 80% всех колхозов отказались от услуг МТС – это касалось и богатых, и бедных колхозов. Около 20% очень бедных колхозов, имевших финансовые долги, не могли купить никакой техники вообще, но на декабрьском пленуме ЦК КПСС было принято решение продать технику и этим колхозам «в кредит», чтобы не развивать у них «иждивенческие настроения». Таким образом, в январе 1959 года практически все МТС были ликвидированы. На 1 января 1959 года из 8 000 МТС осталось только 345, а к концу 1959 года – только 34.

В законодательных актах о продаже техники предусматривалась возможность выплаты ее стоимости в рассрочку в течение 3–5 лет. Но уже через несколько дней после Сессии Верховного Совета группа колхозов объявила «движение» за то, чтобы расплатиться за всю технику в один год. Хрущев поддержал эту «инициативу», и под его нажимом практически все колхозы оплатили технику в течение одного года. Очень часто для этого приходилось отказываться от финансирования многих других проектов, уже начатых строительных работ, от модернизаций ферм и даже уменьшать фонды заработной платы, а иногда – потратить часть оборотных средств из производственных расходов.

Государство раньше производило машины и передавало их в МТС по некоей балансовой стоимости, соответствующей заводской себестоимости или же имевшей вообще искусственный символический характер. При продаже техники колхозам была установлена новая оптовая цена, которая в среднем была в 2 раза выше прежней государственной цены. Таким образом, колхозы заставляли покупать технику не по балансовой, а по произвольной коммерческой стоимости. Сразу выросли в 2–2,5 раза и цены на бензин, смазочные материалы и запасные части. Колхозы также должны были оплачивать теперь труд механизаторов, который раньше оплачивало государство.

Многие рабочие МТС, особенно квалифицированные механизаторы, не переходили, как правило, на работу в колхоз, а предпочитали переезжать в города и рабочие поселки. Из-за этого сельское хозяйство в целом по стране лишилось почти половины механизаторов. Дело в том, что рабочий в СССР имел паспорт, трудовой стаж, право на пенсию и оплачиваемый отпуск и много других прав, которых в 1958 году еще не было у колхозников. Колхозник без паспорта не мог без разрешения местных властей покинуть свою деревню и перейти на работу в другое место. Он не мог переехать в город, устроиться на работу по найму.

Но самым существенным отрицательным последствием реформы стал быстрый кризис огромной отрасли производства сельскохозяйственной техники. До 1958 года все заводы (тракторные, комбайновые, общесельскохозяйственные, заводы химических удобрений и другие) производили машины и детали в соответствии с планом, и те по разнарядкам направлялись в МТС. Начиная с 1959 года МТС прекратили существование, и всю эту технику должны были покупать колхозы. Но у колхозов уже не было средств на покупку машин, не было людей для ее использования. Техника стала резко никому не нужна. Заводы либо встали, либо работали на склад. В 1958 году сельскому хозяйству было продано 6 000 кукурузных комбайнов, а в 1959 году – только 200. В 1957 году сельское хозяйство получило 13 000 зерносушилок, а в 1960 году – лишь 900.

Из-за недостатка машин стало затягиваться в колхозах проведение многих сельскохозяйственных работ, а на их покупку хронически не хватало денег. Колхозы обращались за ссудами в Госбанк, но не могли их своевременно погашать. Их долги банкам с 1957 по 1961 год непрерывно росли, достигнув в 1961 году суммы более чем в 2 млрд рублей – то есть больше того, что Хрущев в 1957 году приводил как общую балансовую стоимость всей техники МТС. Таким образом, не только сельское хозяйство, но теперь и все промышленное производство сельскохозяйственной техники оказалось в критическом положении, и кризис грозил превратиться в катастрофу.

Поднять сельское хозяйство в основных районах не удалось, и уже после 1959 года стало ясно, что целина слишком долго будет целиной. Каждый год в восточных районах распахивали все новые территории, и на восток в конце лета тянулись эшелоны с сотнями тысяч мобилизованных временных рабочих. Комбайны с юга сразу после окончания уборочных работ грузили вместе с бригадами механизаторов на товарные поезда; грузовики с шоферами и часть городского автобусного транспорта отправляли на восток из всех западных областей и даже из Москвы. Но несмотря на увеличение площадей целинные районы больше не давали такого урожая, как в 1956 году. В течение всей «семилетки» (1958–1965) только в один год из семи на целине был выполнен государственный план заготовок зерна. Средняя урожайность пшеницы с гектара за пять лет (1959–1964) была ниже, чем за предыдущие пять (1954–1958), и это привело к увеличению себестоимости целинного зерна. В среднем в 1959–1965 годах себестоимость производства пшеницы на целине была в 2–3 раза выше, чем на Северном Кавказе, на Дону и Украине.

Хрущев использовал первые успехи на целине, чтобы по существу сократить финансовую и техническую помощь основным районам страны, и даже извлекал отсюда дополнительные средства путем продажи техники МТС и другими способами. Поэтому никакого параллельного развития основных районов земледелия не происходило, и в 1956–1964 годах среднегодовой сбор зерна в них оставался на уровне 1955 года, а площади под посевами пшеницы в ряде областей были снижены.

В европейской части СССР производство зерна на одного человека в 1961–1964 годах было ниже уровня 1913 года (привет любителям рассказывать про рост производительности труда в колхозах). И при этом все заготовленное зерно потреблялось в том же году, и у государства не оставалось никаких излишков для создания резервов.

Неизбежная катастрофа произошла в 1963 году, когда на целине случилась очередная засуха. Дефицит зерна был столь существенным, что предотвратить голод во многих районах страны и введение карточной системы в городах удалось только первыми в истории СССР огромными закупками зерна за границей на многие сотни миллионов из валютных резервов и золотого запаса. Зерно импортировалось из Канады, из Австралии, из Аргентины и даже из европейских стран, из ФРГ и Франции. В Финляндии была закуплена партия ржи. Одновременно стал расширяться импорт другого продовольствия, мяса из Австралии и из Южной Америки, масла из Новой Зеландии и из Скандинавских стран, птицы и разных консервов. Даже в Китае покупались мясные консервы. Советский Союз, самая большая сельскохозяйственная страна в мире, попал в продовольственную зависимость от капиталистических стран.

Почти восемь лет официальная пропаганда утверждала, что производство продовольствия в стране почти удвоилось по сравнению с 1953 годом. Конечно, думал каждый, могут быть неурожаи, но за восемь-девять лет государство накопило достаточные резервы, чтобы избежать серьезных проблем. Но уже в сентябре 1963 года, накануне десятой годовщины знаменитого поворотного пленума ЦК КПСС, в обширных южных районах СССР, на Украине, Северном Кавказе, в Закавказье и других местах резко ухудшилось снабжение населения хлебом. У магазинов появились длинные очереди, люди стояли часами, чтобы купить два-три килограмма хлеба. По всей стране ввели норму продажи хлеба в одни руки. Мука же полностью исчезла в прилавков. В Москве и Ленинграде положение было удовлетворительное, но в столицу из ближайших городов начали приезжать тысячи людей за продуктами. Вскоре стало очевидно, что государственных резервов зерна в СССР нет.

По всем расчетам урожай 1963 года не мог обеспечить страну продовольствием до нового урожая в 1964 году в условиях свободной продажи. Следовало опять вводить карточную систему, нормирование продовольствия, отмененное после войны в 1947 году.