Выбракованный выбраковщик

Здравствуйте. Меня зовут Олег, и я алкоголик литератор. В эфире программа «Офигевай с нами, офигевай как мы, офигевай круче нас».
Последние несколько лет в культурной столице России творятся чудеса. Сюжет такой: читатель в книжном магазине спрашивает «Выбраковку». И слышит от продавца: «Ее нет и не будет — эта книга не рекомендована к продаже».
Читатель, ошарашенный новостью, молча ретируется. Я на его месте знал бы, что делать, но не имею привычки ходить по магазинам, особенно питерским, и искать там свои книги (возможно, зря).
Через какое-то время, осмыслив информацию, читатель пытается узнать у автора: «Что это было?!» Ну действительно, кого еще спрашивать, не продавца же, не менеджера торгового зала, не директора магазина, даже не издателя, только писателя, он должен знать!.. Когда история просачивается ко мне сквозь личку фейсбука, заваленную запросами на переписку от графоманов и сумасшедших — т.е. через долгие месяцы, — и автор, офигевая, хочет подробностей, свидетель путается в показаниях. Его можно понять: он и так был в шоке, а теперь уже ничего толком не помнит.
Но вот якобы в последний раз чудо случилось в одном из питерских «Буквоедов». На моей памяти этот раз — третий.
Ребята, я не знаю, что у вас там происходит. Наверное сам я могу ответить на такой вызов Мироздания одним способом: поскорее готовить очередное (десятое, кажется) бумажное переиздание «Выбраковки», беленькое-гламурненькое, как мы теперь делаем в издательстве Т8RUGRAM, с автором на обложке.
Не знаю только, какое фото взять за основу для рисунка. То, где я с Горбачевым — пошлятина выйдет, слишком это в лоб. А если такое, где молодой и тогда еще красивый автор просто ехидно улыбается — народ может сделать неправильные выводы.
Это что было?
Дивов стегает, кака бычна.
Олег Дивов сообщает чудесное. Как выясняется, владельцы сети книжных магазинов ввели цензуру и не продают определенные книги, содержание которых им не нравится. Например — «Выбраковку» Дивова.
Вы ее вообще читали? Если бы читали — легко бы поняли, отчего либеральные интеллифе лезут на стену насчет нее. А ведь это — бестселлер, десять переизданий, большими тиражами.

Цитаты:
«Все-таки самые лучшие защитники и спасатели — это малость сумасшедшие люди. И пока им есть кого защищать и спасать, будет порядок. А когда они перезащищают и переспасают всех-всех-всех… Что тогда?» Исторические аналогии подсказывали Гусеву, что в таких случаях герои-богатыри сами учиняют дикий бардак. Чтобы было чем заняться. Конечно, если вовремя не приходят другие богатыри и не ликвидируют первых.
Понимаешь, Леха, это ведь удивительно просто — выбить подчистую одну четко обозначенную социальную группу. Идешь в Останкино и говоришь населению: так и так, с послезавтрашнего дня объявляю цыган врагами народа. Потому что они, сволочи, мало того, что ворье и попрошайки, так еще и наркотой торговать навострились. А кто даст цыгану денег — тот, значит, не желает родине добра. И привет горячий.
От наркоты только одно верное средство, которое помогает всем, — пуля в голову.
-За стажера не переживай, его Данилов возьмет. Да ты и не переживаешь, я вижу. Тебе это, мать твою, недоступно. Ты же у нас железный человек, настоящий чекист. Как это там… Длинные руки, холодные ноги…
-Большие голубые глаза, — подсказал Гусев.
Нынешняя мода на здоровый образ жизни приводит к тому, что молодежь слишком много времени отдает физкультуре. Если бы они вместо этого занимались онанизмом, кривая сексуальной преступности резко пошла бы вниз…
— А вот я так уже не могу, — пожаловался он. — Никакого аппетита. Жую, потому что надо. Пью, когда наливают. Е..усь чисто из принципа. Гусев, ты же умный, скажи — когда все это кончится?
— А ты застрелись, — посоветовал Гусев. Ведущий пренебрежительно фыркнул:
— Сто раз пробовал. Взвожу курок, гляжу в дуло и понимаю — ничто меня не удерживает. Могу нажать, понимаешь? Запросто. И такая скука разбирает… А потом вспоминаю: мне же на работу завтра. Вдруг случится что-нибудь забавное? Так и живу.
— Дай мне Шацкого, я его в пять минут изобличу. Он у меня сначала чистосердечное напишет, а потом еще и добровольно удавится, — пообещал Гусев.
— У тебя, Гусев, чистосердечное написал бы даже, так сказать, Дзержинский,- сообщил Мышкин.
— Жалко, не дожил, — вздохнул Гусев.
— Циник ты, Гусев.
— Я выбраковщик, шеф. Откуда у меня эмоции? У меня все подавлено к чертовой матери. Взял за ушко, отвел за уголок, посадил в машинку. Был урод — не стало урода. И главное — его жертва не чувствует себя виноватой в том, что урод из-за нее отправляется в брак. Это ведь очень важно — уберечь жертву от комплекса вины.
Мимо проехал, обгоняя выбраковщиков, давешний “BMW” и круто спикировал к подъезду дорогого ночного клуба… В неоправданно дорогих безвкусных заведениях наподобие того, куда направилась дамочка из “BMW”, тусовались, как правило, не совсем нормальные. Скучные пустые люди, измученные вечным ощущением, что им чего-то недодали в жизни.
Рано или поздно революционный террор признается исчерпавшим себя. А поскольку при любом терроре невинно убиенных накапливается выше крыши, то есть и отличный повод разобраться с теми, кто террор проводил в жизнь. Доказав их расстрелом свою чистоту. Это просто ротация символов власти, шеф. Закон природы.
Жадные мы все до ужаса. Наш парень, который наживкой работал, говорил потом – ничего не бойтесь, люди, а бойтесь вот этого пакостного желания хапнуть чужих деньжат. Когда тебе мерзавец в глаза заглядывает и предлагает разделить ответственность на двоих, ты ведь не становишься от этого мерзавцем. Ты думаешь, что тебе просто очень повезло. Может человеку раз в жизни повезти? Считается, что может. Должно.
– Ага, – ухмыльнулся помощник. – Когда случается конфликт, вы просто убиваете друг друга. Корнеев через плечо глянул на него и презрительно скривил губу. – Больше нет, – сказал он. – Слишком мало нас осталось.
Классика современности, йопта.
Горби и Дивов — за минуту до выбраковки:

Нечетал, но асуждаю. Ибо туп я, гимназиев не кончал, и пейсаку Дивова мне не понять.
Весьма рекомендую, но с отключением бития сознания.
В «Выбраковке» Дивов и поднял одну из статей конституции за поправку которой мы будем голосовать, за суверенитет нашего законодательства над международным, хотя сам Дивов это скорее всего анархист по убеждениям.
А что, международное законодательство имело преимущество перед российским?