В конце февраля 2018 года правительство снова урезало размеры приобретаемых товаров на одного человека. Прежде всего, ограничения коснулись самых дефицитных наименований. Сейчас «в одни руки» разрешается купить не более 1 килограмма муки (снижено в 10 раз) и 0,5 килограмма сахара (снижено в 2 раза). Конечно, это еще не карточки, однако нормирование уже касается абсолютно всех видов продовольствия, включая растительное масло.

Фактически в Туркменистане складываются те же условия, из-за которых в 90-ых там вспыхнул голод, вызвавший гражданские беспорядки. Ситуация осложняется тем, тем на протяжении всей постсоветской истории в стране культивировалась и возвышалась примитивно социалистическая общественная модель экономики. В ее основе лежали популярные в постперестроечные годы принципы «справедливого распределения общенародного богатства», в первую очередь, касавшиеся природной ренты.

В стране, большую часть территории которой занимает бесплодная пустыня, население получало, пусть и лимитированные, но в щедрых объемах, дешевые воду, топливо, электроэнергию, газ и продовольствие. Тем самым создавалась видимость соблюдения справедливого социального договора между государством и обществом, но ценой за это оказалось отсутствие ресурсов и мотивов для модернизации национальной экономики и диверсификации источников ее дохода.

Фактически все благосостояние держалось на доставшейся по наследству от СССР газодобывающей инфраструктуре. Но и ею страна распоряжалась недальновидно. В результате сегодня Газпром закупку туркменского газа прекратил, его поставки в Иран, по причине геополитического конфликта с его правительством, также остановлены. Направлять что-либо в турецко-азербайджанский Южный газовый коридор, решительно препятствует нерешенность вопроса пограничного раздела акватории Каспийского моря.

Таким образом, из всех доступных, у Туркменистана остается единственное направление экспорта газа – в Китай. Но Пекин, по целому ряду причин, его объемы тоже не наращивает. В результате Ашхабад оказался вынужден сократить газовый экспорт до четверти от своих текущих возможностей, что сделало всю отрасль прямо убыточной и полностью исключило любые проекты по ее дальнейшему развитию.

К настоящему моменту экономический кризис начал затрагивать фундаментальные устои туркменской государственности. Пятимиллионная страна фактически находится в режиме самоизоляции, во многом похожем на северокорейский. В особенности в части доступа к информации и интернету.

Проблем это формирует минимум три. Во-первых, президент страны Гурбангулы Мяликкулиевич Бердымухаммедов делает все более очевидную и ключевую ставку на национальную армию как инструмент поддержания власти и обеспечения порядка внутри страны. Но при этом расходы на ее содержание также начинают снижаться. В том числе по базовым и наиболее очевидно значимым параметрам, таким как размер и своевременность выплат денежного довольствия, а также обеспечения ее продовольствием. Надежность правительственных войск, а тем более уровень их боеспособности становится величиной все более и более непредсказуемой.

Во-вторых, дело осложняется ростом уровня различных претензий к России, а также расширения списка ее обвинений во всех прошлых и текущих бедах «туркменского народа». Попытка формирования после 1991 года этноса по имперской модели фактически привело нацию к результатам, близко схожим с украинскими. Включая все наиболее одиозные перекосы. Именно на туркменской земле высаживался после потопа Ной, Илья Муромец был туркменом, и колесо изобрели тоже они.

В итоге возникает причудливое местное уникальное сочетание тяги самозамкнутости с претензиями на безусловную обязанность окружающих «больших стран» дать им деньги «на развитие». Предпочтительно в совершенно безвозмездном виде. Этим пытается пользоваться Запад, но дальше большой геополитики с нечеткими и необязательными обещаниями с обеих сторон дело не идет. Даже с китайцами, которые традиционно отличаются способностью «договориться» и найти возможности к организации совместных бизнесов практически с кем угодно. Но увы. Разговоров много, практического результата нет.

Тем самым политика государства, в особенности внешняя, становится прогрессирующе непредсказуемой и опасно непоследовательной, с сильным креном в сторону надежд на разнообразные чудеса, которые должны одномоментно разрешить все проблемы страны.

Это порождает главную третью проблему – риск обострения исламского радикализма как попытки решить кризис и остановить явное сползание в голод и нищету, а значит несправедливость, наиболее простым и для большинства населения очевидно понятным способом. Арабская весна, как, собственно, и оба украинских майдана, начинались именно по такому сценарию. Разве что в Киеве радикализм оказался другого толка, что сути дела нисколько не меняет.

Положение осложняется наличием общей границы с Афганистаном, где сейчас формируется серьезная неопределенность, связанная с талибами и «черными бармалеями». Причем последние контролируют значительную часть афганской территории и его населения.