Френдесса Вилли-вонка дала своим студентам-естественникам для первого знакомства своё традиционное задание:

Напишите эссе под названием «Неожиданное знакомство в поезде Москва – Петербург». Схема сюжета следующая: вы едете поездом из Москвы в Петербург и знакомитесь с попутчиком, которым оказывается литературный герой (любой, по вашему выбору персонаж русской классической литературы). У вас завязывается с ним (или с ней) беседа. Постарайтесь отобразить в диалоге речевой контраст: ваш попутчик из другой эпохи, поэтому в его речи должны встречаться несовременные слова и обороты. (Возможно, вам придётся пояснять для него названия некоторых реалий, между вами может возникнуть недопонимание по причине разного словоупотребления и т.п.). В ходе разговора должно выясняться, по каким делам он собрался в Петербург, что его удивляет в сегодняшней России, что нравится или не нравится ему в современном обществе.
Не упоминайте в своём рассказе имени героя, но дайте возможность читателю догадаться по разным признакам (в том числе и по речевым характеристикам вашего собеседника), кто это был.

Тут же посыпались гениальные, конечно, работы, я потом наберу, там несколько с Воландом было просто убийственных. И с Обломовым, которого Штольц выпинал в Петербург на выставку японских автомобилей, сам уехал вперёд, а Обломов едет вслед, сидит в купе в халате, очень недовольный, боится, что его продует в вагоне. И характер описан до тонкостей, так, что просто загляденье. По именам не называются ни он, ни Штольц, ни Захар, но всё ясно. Ещё была девушка, которая Печорина растёрла как следует. Только я тетради вернула, придётся подождать, пока народ мне снова сдаст те же тетради.

Но вот из того, что есть под рукой:

В другие города я обычно летаю на самолёте. Это быстрее и комфортнее. Но в декабре прошлого года, когда мне предстояло ехать на студенческую конференцию в Санкт-Петербург, была нелётная погода. Несколько дней подряд шёл мокрый снег, всё вокруг было окутано густым туманом. Рейсы самолётов отменялись один за другим, и мне пришлось взять билет на поезд «Москва – Петербург». Большая часть дороги приходилась на ночь, но сон под перестук колёс не для меня. Оставалась только надежда на интересного попутчика.
Зайдя в своё купе, я увидел мужчину атлетического телосложения, в спортивном костюме. Подстрижен он был «под горшок», возраст – лет 25-30. Я поприветствовал своего попутчика, он молча пожал мне руку в ответ. Ладонь атлета была огромная, натруженная, рукопожатие крепкое. Мужчина достал из рюкзака коробку с новым ноутбуком и стал внимательно изучать инструкцию пользователя. Я решил не отвлекать его своими разговорами.
– Послушай, хлопче, ты в этих штуках разбираешься? – спросил вдруг попутчик, показывая на ноутбук.
– Разбираюсь. А что нужно сделать? – ответил я.
– Интернет надо настроить и написать жинке на почту. Будь ласков.
Я настроил ноутбук, и мужчина неожиданно быстро и уверенно застучал огромными пальцами по клавиатуре.
– Давай знакомиться, хлопче, – сказал попутчик, закончив писать сообщение. – Как звать тебя? Куда путь держишь?
– Зовут меня Алексеем, еду в Питер, на студенческую конференцию по компьютерным технологиям. А ты?
– Зови меня Козаком. Еду я в Петербург за лабутенами для жинки и ещё в Эрмитаж хочу зайти, картины там намалёваны важно.
-= За лабутенами в Питер?! А что, у вас дома нельзя купить? Или через интернет-магазин заказать из Питера? Ты сам откуда будешь?
– Через Интернет заказать лабутены нам можно будет лет через двести пятьдесят, – засмеялся Козак. – А сам я с Украйны.
– Понятно, – дипломатично сказал я, памятуя про нынешние отношения с Украиной. Но шутка моего попутчика показалась мне странной.
– Моё серденько, моя жинка обновам из Петербурга особенно рада. А я люблю её больше жизни. Даже на чё… ээээ… на личном самолёте в Питер для неё готов летать. К каждому празднику ей за нарядами в Петербург летаю.
– На личном самолёте?! У тебя есть личный самолёт?
– Да, Олексию, есть. Только он одноместный и очень неудобно на нём летать. После таких полётов в церкви бью покаянные поклоны, – сказал Козак и перекрестился. – Ради жинки только и летаю на нём в другие миры и эпохи.
– А где сейчас твой самолёт? Ты с Украины в Москву на нём летел?
– Та где… та на пле… на аэродроме, – как-то неуверенно ответил Козак, почёсывая левое плечо и явно желая перевести разговор на другую тему. – Хочешь я тебе фотки покажу: хату свою, жену, дитятю? Только помоги мне ноутбук настроить. Я очень мало в компьютерах смыслю.
Я провёл для Козака урок компьютерной грамотности. Слова вай-фай, антивирус, Виндоус были моему попутчику совершенно незнакомы. Но он оказался очень способным и понятливым учеником. Через некоторое время мы уже смотрели фото, загруженные с Яндекс-диска. Жена Козака оказалась настоящей красавицей. Весь свой небольшой домик хозяин расписал картинами, в комнатах было много икон. Но больше всего поразили меня изделия ручной ковки: украшения на воротах, забор, скамейки, столы, сундуки.
– Да ты настоящий Мастер, Козак! – воскликнул я восхищённо.
– Тю, какой там мастер, – смутился мой попутчик. – Мастера в Эрмитаже и Третьяковке. Просто жизнь свою посвятил красоте. Работаю честно, с вдохновением, с любовью. А когда с любовью работаешь, так даже лемех для плуга и обод для кадки произведением искусства получается. А вот у вас, в современной России, особенно в больших городах, многие и живут, и работают в спешке, думают о деньгах постоянно, поэтому везде много головотяпов развелось. Не нравится мне это.
– «В современной России»… Без обид, но странный ты какой-то, Козак. Сам-то ты несовременный, что ли? Сколько же тебе лет?
– Э-э… Ну, это с какого конца посмотреть… Может, 26, а может, и 277 рокив. Я ещё при государыне матушке Екатерине… Ой, Олёша, заболтались мы с тобой! Давай лучше харчеваться.
– Давай, – я достал из сумки бутерброды с колбасой и гамбургер.
– Це ж отрава, нешто можно есть такое? Сходил я как-то раз в ваш Макдональдс, потом три дня животом страдал. Да и пост рождественский сейчас. Отведай лучше кнышей. Жинка моя испекла.
Кныши оказались очень вкусными ватрушками с гречкой и луком.
– Так вот, – продолжал Козак, уплетая ватрушку. – Еда у вас в России отвратительная, воздух грязный, аж дышать тяжело, дивчата одеваются и стригутся, як парубки, парубки як дивчата, стар и мал в неудобных джинсах обтянутых…
– А у вас на Украине? – решил отпарировать я.
– Великая Русь, Малая Русь и Белая Русь – единое целое. Это потомки шинкарей и свинопасов, гетманы ряженые, натравливают православных людей друг на друга.
Козак сжал кулаки, нахмурил брови и надолго замолчал.
Уже начинало светать, мы подъезжали к Питеру.
– Так всё плохо, по-твоему, в современной России? – нарушил молчание я.
– Нет, не всё, – улыбнулся мой попутчик. – Во всех эпохах есть красивое и есть уродливое. Много красивых высоких домов понастроили, храмы есть замечательные. Музеи, библиотеки и разные выставки простым людям доступны, а не только панам и князьям. Если ты не лентяй, то обучиться разным наукам и ремёслам можно.
Поезд медленно подползал к Московскому вокзалу. К моему удивлению, культурная столица встречала нас ясным небом и утренним солнышком.
– Давай прощаться, студент. Учись и работай упорно и честно, будь верным своему слову и Спасителю нашему Христу. А всё остальное Господь управит. Скоро Рождество. Что же подарить тебе на память? Вот, придумал, – Козак достал из кармана железяку и легко согнул её в подкову своими огромными руками. – Держи на счастье.
– Спасибо! – я стал рассматривать подарок, и когда поднял голову, чтобы ещё раз поблагодарить, Козака уже не было. Наверное, очень торопился за лабутенами. А подкова осталась. И будет напоминать о человеке, который умеет и ковать, и рисовать, и на неудобном одноместном самолёте ради любимой совершать рискованные полёты в другие эпохи.

Неожиданное знакомство в поезде Москва – Петербург

Садясь в поезд с трепетным волнением от предстоящей поездки, всегда невольно ждёшь, что попутчик будет не обычным клерком, совершающим деловую поездку, а личностью неординарной. Так и случилось в этот раз. Зашедший в вагон человек был словно со страниц русских былин: роста среднего, но широкоплечий, а главное, в нём было то, чего часто недостаёт людям в наше время. От него прямо веяло спокойным достоинством и внутренней силой. Он неторопливо сел на лавку, снял шапку, при взгляде на которую вспоминаешь детские игры в казаков, огляделся и спросил:
– Ну что, братец, откуда путь держишь?
Я, право, даже слегка опешил от его слов, и дело даже не в том, что сели мы на поезд в Москве и даже дураку ясно, что, собственно, из Москвы и держу, а в том, как он говорил. Слова, сошедшие со страниц пыльных книг, звучали у него удивительно органично, не вызывая внутреннего конфликта.
– Так вот из Москвы и еду.
– Стало быть, в первопрестольной живёшь.
– Где живу? – с недоумением посмотрел я на своего странного попутчика, и вдруг вспомнил, что так называли Москву, когда столица переехала в Питер.
– Ну так в Москве.
– А вы откуда едете?
– Да, с Славгорода, на поклон в столицу.
– Как там, холодно, небось? – поинтересовался я, немного не понимая, что тот имеет в виду.
– Морозец там разыгрался люто, пуще волков, замёрз, да вот человек добрый тулуп заячий отдал, а то околел бы. А как нынче крестьяне живут, всё так же на себе пашут?
– Да какие крестьяне сейчас, мужик, все свободные, – и про себя подумал: а мужик-то совсем далёкий, совсем из глубинки, что ли, или старообрядец какой-нибудь, – все в офисах сидят, работают.
– А как это – «в офисах»? – спросил он с ясно читаемым удивлением на лице, будто слово это он слышит впервые.
– Ну, сидят с девяти до шести, бумажки перекладывают, начальника боятся…
– Да разве ж это свобода, поди, розгами секут и оброк платите…
– Уж про розги-то вы загнули, – сказал я, а у самого в голове пролетела шальная мысль, что кому-нибудь это на пользу точно пошло бы. – А в чём же свобода, по-вашему?
– Так свобода в том, чтобы не по-сволочному жить, чтобы трудом своим семью кормить, а не помещиков, чтобы каждому крестьянину – по наделу земли, где жить и хозяйство вести, – вот что, стало быть, свобода.
Его слова поразили меня до глубины души, не только своей эмоциональностью, не только тем блеском глаз и убеждённостью, с которыми они говорились, но и тем, что человек считает, что труд – это свобода. А ведь спроси сейчас любого – в чём она, свобода. А в том, чтобы лежать на пляже, пить коктейли и больше ничего не делать, сразу же ответят тебе. А тут трудиться, пахать, ещё и в прямом смысле.
Долго мы ещё говорили – попутчик действительно оказался неординарным, с удивительной простотой и красотой мыслей, многие из которых у меня до сих пор лежат в укромном уголке памяти, откуда периодически бережно достаются и обдумываются.

PS. А так-то да, советское образование было прекрасно. Особенно сочинения на тему “Роль коммунистической партии и Леонида Ильича Брежнева в индустриализации отсталой царской России”. До сих пор некоторых отрыжка мучает.