Благосостояние людей – это задача, долгосрочное решение которой требует скрупулёзных, кропотливых усилий. И порою – неоднозначных для многих сиюминутных решений. Благосостояние по-настоящему придёт в российские семьи, когда большинство из нас примет эту логику. Пока это не так.

Хотите примеры? Их есть у меня. Вот, например, изменения, которые на наших глазах происходят в автомобильной промышленности. С разницей в несколько месяцев мы увидели новый российский автомобиль для президентов и миллионеров – «Аурус», что означает по-латыни «золотой» (цена – от шести миллионов рублей). И узнали, что «Форд» сворачивает в России сборку своих бюджетных моделей.

Общественная реакция была настолько ожидаемой, что не вызывала ничего, кроме печали. «Ну и что, что начертили «Аурус»? Компонент такой-то делают в Китае. Значит, это китайская машина. А вот этот компонент похож на английский. Значит, это английская машина». Или «придумали машину за шесть миллионов рублей – что мне с того, я на такую за всю жизнь не заработаю». А вот «дешёвый «Форд» ушёл». «Никакой заботы о простом народе!». Предполагаю, что и среди читателей этой заметки значительное число согласно с этими доводами.

Вы имеете право на такие мысли. Но вы должны понимать, что если бы к этим вашим мыслям прислушались, то сегодняшнее материальное положение вас и ваших семей было бы законсервировано на годы. И обречено только на одну форму стабильности – стабильную деградацию. А так у нас всех, у России, ещё в одной отрасли – автомобилестроения – появился шанс (и шанс значительный) на кардинальные перемены к лучшему.

Нет, не рывком. Рывка не выйдет. Все получится, если разовьём сделанные шаги кропотливостью, усидчивостью, настойчивостью.

Мы годами воспринимали автомобильную промышленность как производителя максимально дешёвых «жестяных банок». Вряд ли русский фольклор родил о чём бы то ни было больше анекдотов, чем о «Жигулях». «Место-то проклятое».

Об ужасном качестве «Жигулей» герой, играющий российского президента, даже шутит в мегапопулярном американском сериале «Карточный домик»: шутки о никудышном российском автопроме дошли даже до американских домохозяек.

Но ведь это не безобидные шутки! Это концепция. Это восприятие. Восприятие российской экономики в целом и автопрома в частности, как предприятий, неконкурентных на мировом рынке, защищённых на внутреннем рынке протекционистскими тарифами и производящих убогий по качеству товар в расчёте на бедных потребителей.

Проблема в том, что потребители обречены в такой конструкции на бедность. Ведь они – потребители только в свободное от работы время. А в рабочее время они работники. И если производимый ими товар низкорентабельный, то возможности наращивать им зарплату работодатель не имеет.

Замкнутый круг – бедные делают товары для бедных, чтобы всем оставаться бедными.

В какой-то момент российская промышленность без рывка постепенно перешла на новый этап. Его символом стало появление в России, в частности, заводов «Форда» (и других автопроизводителей также). Этот этап заключался в том, что Россия создавала добавочную стоимость, добывая нефть, газ, золото, алмазы, металлы, а нам за это продавали автомобили. Разрешая подкрутить гайки на них на своей территории. Через такие производства часть природной ренты перераспределялась в пользу рабочих – искусственно завышенные цены обеспечивали искусственно завышенные зарплаты, платёжеспособность схемы обеспечивалась обращением нефтяных денег.

Видимость занятости. Видимость экономики. Удешевление западной продукции для российского же рынка. А что же Россия давала «граду и миру»? Нефть и газ.

Эта система перестала функционировать не из-за выраженной позиции народа Крыма и не из-за отношения различных участников международных отношений к гражданской войне на Украине. Она перестала функционировать от снижения темпов роста цен на энергоносители. А когда снижение темпов роста сменилось на снижение самих цен – стало очевидным, что система стала нежизнеспособной. В этот момент в российском интеллектуальном пространстве сложилось три группы экспертов. Позиция первой, лидирующей ныне группы проста, как три копейки: «Авось рассосётся и заживём по-прежнему». Долго комментировать эту позицию недосуг. Её историческое поражение неизбежно в самое ближайшее время, ибо технический прогресс вспять не повернётся, а значит, истерика беременной гимназистки («животик, миленький, рассосись, пожалуйста!») воздействия не возымеет.

За будущее спорят две других группы.

Первая – «партия фрезеровщиков». Она ратует за «реиндустриализацию». Под нею понимается, что главное, например, в автомобиле, это где создано рабочее место для фрезеровщика, обрабатывающего автомобильную деталь. Мол, если он со своим станком стоит в России, значит, экономическая политика верна. При этом получается, что технический прогресс необходимо искусственно сдерживать, ибо он снижает добавочную стоимость прежних рабочих мест. Обусловливает снижение реальных доходов тех, кто продолжает выполнять работу, за которую рынок больше не готов платить, как прежде. С конкуренцией качественных продуктов из тех стран, где технический прогресс искусственно не сдерживают, нужно бороться при помощи повышения таможенных тарифов и обязательно выйти из ВТО.

Экономический идеал «партии фрезеровщиков» – автаркия. Замкнутая экономика, ни с кем не связанная, ни от кого не зависящая. Делающая «плохонькое, но родненькое». Лозунг «партии фрезеровщиков»: «Анекдоты о «Жигулях» – в жизнь! В жизнь каждого российского предприятия!».

«Партии фрезеровщиков» противостоит «партия добавочной стоимости». У неё есть два огромных недостатка в глазах общественного мнения.

Во-первых, она призывает отказываться от стереотипов. «Аурус» не только потому хорош, что обладает отличными ходовыми характеристиками, удобным салоном и отвечает самым взыскательным требованиям по безопасности. Он создаёт в России рабочие места для высококвалифицированных специалистов. Для инженеров, программистов, промышленных дизайнеров. Мы зачастую учим этим профессиям, мы впереди планеты всей по проникновению высшего образования. Но в споре партий «авось рассосётся» и «фрезеровщиков» удушаем в объятиях общественных стереотипов экономические меры, направленные на создание рабочих мест, требующих именно высокой квалификации.

«Аурус» – это прорыв именно в этом направлении. Это исключительный прорыв, потому что он потребовался Кремлю. Но этот подход нужен десяткам отраслей в стране.

Во-вторых, нравится это кому-то или нет, но суровые и непоколебимые законы экономики утверждают, что рост уровня жизни сопряжён только и исключительно с ростом квалификации труда в национальной экономике. Ни одна страна мира не смогла добиться роста доходов без роста квалификации. Опытный фрезеровщик никогда не будет зарабатывать как опытный промышленный дизайнер. И чем больше мы будем создавать рабочих мест, где высокая зарплата экономически не оправдана, тем ниже будут зарплаты в России.

«Аурус» показывает – можно выносить куда-то производства с низкой добавочной стоимостью, а у себя создавать рабочие места с высокой добавочной стоимостью. И так можно поступать в том числе в России. И даже на проекте, связанном с личной безопасностью главы российского государства. И получать автомобиль, являющийся российским потому, что именно здесь, в России, создана львиная часть его добавочной стоимости. И именно этим заслуживающим называться российским.

Возможно ли сочетать в национальной экономике и «Аурус», и сборочные производства «Форда», и полный цикл «Жигулей»? Можно. Но при этом нужно понимать, на что делать упор, в чём видеть приоритет и к какому будущему стремиться. Потому что ресурсы ограничены, а потребности – безграничны. И чтобы удовлетворять потребности, нужно рачительно пользоваться ресурсами.

Изменения не происходят одним махом. Положительные эффекты каких-то реформ, каких-то шагов (в частности – изменения подходов к тому, какие производства и какие подходы стимулировать в национальной промышленности) порой приходится ожидать годами. Но наблюдаемые нами процессы в отечественном автомобилестроении являются свидетельством того, что экономика меняется. Меняется робко. Меняется вопреки тому, что от неё требует боящееся реформ и перемен общественное мнение, но меняется к лучшему.