Почему сдохла наука

На самом деле о науке, как о производительной силе, начали активно говорить еще в 1960-е годы. Нет, конечно, говорили об этом и раньше — сама указанная идея была высказана еще Карлом Марксом — однако вплоть до указанного периода она воспринималась, скорее, как метафора.
Ну да: мол, в стране, где развита наука, развивается и производство. Однако к началу-середине 1960 годов это «метафорическое» представление сменяется «прямым». В том смысле, что люди того времени все чаще замечают, что наука и инженерная деятельность «сама по себе» оказывается мощнейшей производительной системой материальных ценностей.
Связано это было с тем, что т.н. «НИОКР» (научно исследовательская конструкторская работа) для многих — наиболее высокотехнологичных и современных — отраслей в то время начала составлять если не большую, то значительную часть необходимой работы. Скажем, то же «освоение Космоса» в указанный период было чуть ли не на 100% составлено из этого самого НИОКР. Ну, а поскольку именно эти отрасли были «на слуху», то создавалось представление о том, что, действительно, ученые и инженеры прямо «своими руками» создают материальные ценности.
Разумеется, данное представление было ложным: т.н. «базовые отрасли» в это время сохраняли свою индустриальную природу. Другое дело, что полеты космических кораблей, реактивных самолетов или запуск атомных электростанций затмевали собой по значимости выплавку стали и чугуна, производство цемента или работу зерновых элеваторов. Последнее виделось или не особенно важным — ну да, элеватор, и что теперь — или не виделось вообще. Отсюда — воспевание физиков-ядерщиков и летчиков-космонавтов (если вести речь о СССР) или … тех же физиков-ядерщиков и «компьютерных бизнесменов» в США.
На самом деле даже известный образ «сумасшедшего ученого» — один из «вариантов» злодея в «супергеройском кино — содержит тот же посыл «всесилия науки». Которая, оказывается, может «уничтожить весь мир».
Ну, и разумеется, те, кто хоть как-то пытался разобраться в развитии общества, volens nolens экстраполировали данную тенденцию на будущее, и получали пресловутую «Третью волну» (по названию известной книги Тоффлера.) То есть то, что принято именовать «постиндустриальное общество» — название которого ввел в оборот именно Тоффлер.
В этом обществе «старые индустриальные институты и практики» — от конвейерной сборки до массовой армии — должны были потерять свое значение, передав его институтам и практикам постиндустриальным. То есть, научным и инженерным центрам, которые и должны были бы определять развития социума.
Разумеется, из 1960, 1970 и 1980 годов этот самый «постиндустриальный мир» виделся вполне конкретно: как мир высокой автоматизации производственных процессов, доходящий до полностью безлюдных производств. Удивительно — но подобную «футурологию» принимало большинство и Западного и Советского блоков.
Да, была разница: в «западном варианте» предполагалось, что это станет результатом развития «свободного бизнеса», в «советском» же — что это будет сделано благодаря правительственной программе. Но сути данный момент не менял: то, что «роботы будут в будущем делать всю тяжелую и монотонную работу», выглядело практически аксиомой. Причем, не только в «медийном плане» — то есть, в плане публикаций «образов будущего» в газетах, книгах, журналах и фильмах. Нет, разрабатывались долговременные «производственные программы», планировалось выделение денег на автоматизацию производства и будущие прибыли за счет многократно выросшей производительности труда. А также — на Западе — разрабатывался вопрос о том, «чем занять» ставших ненужными промышленных рабочих.
Однако в реальности все пошло совсем не так. Причем, первые звоночки этой «нетаковости» прозвенели еще в середине 1980 годов, когда стало понятным, что изначально «заложенный» темп роботизации не выдерживается. Причем, что интересно: это происходило на фоне активного развития микроэлектронной и вычислительной техники, что должно было априори снизить стоимость автоматов и сделать их много доступнее. Но этого не происходило. Более того, уже в это время наметилось значительное снижение скорости внедрения производственных инноваций: например, те же станки ЧПУ так и не смогли к концу десятилетия заменить станки «обычные» — как это планировалось изначально.
Про то же, что случилось с атомной энергетикой «после Чернобыля», лучше не вспоминать вообще.
Но зато именно в 1980 годы, а точнее, в 1985-1995, наблюдался, наверное, наивысший темп «ввода» бытовых новаций — начиная с «домашних компьютеров» и заканчивая электронным управлением ДВС в автомобилях. Да, всё это было и раньше, но лишь у «любителей», а теперь пошло в массы. Данный момент позволил «замаскировать» очевидную пробуксовку прогресса, и даже создал иллюзию его ускорения. Хотя в базовых отраслях происходила стагнация.
Поэтому именно 1990 годы стали «временем техномании», временем уверенности в том, что «будущее наступило» — что очень активно проявилось в общественном сознании того времени. Начиная со стиля «хай-тек» и заканчивая резким ростом числа фантастических фильмов в кинематографе.
Однако на самом деле именно в это время в «большой экономике» происходили процессы, окончательно уничтожившие саму возможность «тоффлеровской Третьей волны». Речь, разумеется, идет об активном выносе производство в т.н. «государства Третьего мира». Нет, конечно, это было и раньше — скажем, та же Южная Корея изначально была именно типичной «третьемирской страной» (на самом деле она ей и осталась, несмотря на Самсунг и Хундай), равно как и Тайвань. Но в конце 1980-начале 1990 скорость данного «выноса» возросла многократно.
Рынок на это отреагировал резким удешевлением продукции: скажем, тот же телевизор, который в середине 1980 годов стоил порядка 600 долларов, стал к этому времени стоить 300, ноутбук от 4000-5000 «баксов» подешевел до 1000-2000, сотовый телефон стало возможно приобрести вообще за 300-400 «зеленых» и т.д. То же самое происходило и с другими массовыми товарами: джинсы стали стоить порядка 10-20$, футболки часто стало возможным купить за 2-5$ и т.д.
Тогда, вообще, популярным стало просто «выставлять» старые вещи на улицы: многие эмигранты из стран бывшего СССР хвастались, что «получили всё на халяву». Также возник ультрадешевый секонд-хенд — пока еще в самых западных странах — где одежду можно было взять почти бесплатно.
Надо ли говорить, что все это «объяснялось» ростом производительности труда. Но на самом деле, конечно, связано было с тем, что данную продукцию начали производить жители «Третьего мира» с околонулевыми зарплатами. А также производители ресурсов поставляли их, фактически, по себестоимости — а то и ниже себестоимости. Например, если кто помнит, то нефть в 1990 годы стоила от 17$ за баррель до 26$ за баррель. При этом в той же РФ себестоимость добычи была от 15$, то есть, «нефтянка» фактически не давала прибыли. Точнее, этой прибыли хватало для обогащения отдельных лиц, но уже инвестирование в развитие производства было невозможным.
На этом фоне неудивительно, что реальный смысл внедрения инноваций как-то потерялся. Ну да: когда проще отдать производство на оутсорс в Китай, то какой смысл вкладывать огромные деньги в роботов и ЧПУ? А ведь тогда еще «главным производством» Запада не был пресловутый «печатный станок», тогда еще там много чего делалось — от микропроцессоров до автомобилей. Но все равно, даже с учетом модернизации — не слишком спешной — собственного производства реальный, «общесистемный» уровень инновационности оказался крайне малым.
Если большую часть продукции собирают в «китайских сараях», то тут внедряй роботов-не внедряй, смысл не изменишь.
Зато очень сильно вырос уровень «инновационной имитации». Дело в том, что «те самые» сараи с китайцами, в общем-то, предъявлять в качестве аргумента — и инвесторам, и собственному населению — оказалось «не комильфо». Поэтому страницы журналов и экраны телевизоров заполнили изображения «современных производств» в виде каких-то отдельных высокотехнологичных устройств. Чаще всего это были компьютеры, но попадались и роботы, а также взирающие на них молодые люди обоих полов (тогда еще пола было только 2), которые должны были символизировать «передовых ученых и инженеров».
На самом деле иногда они и были учеными и инженерами, иногда нет — сути имитации прогресса это не меняло.
Ну, а отсюда уже нетрудно понять и все остальное. В том смысле, что если указанная «имитация» является более «красивой», нежели реальный прогресс, то именно в нее и будут вкладываться деньги. Если кто не хочет картинку, а хочет «данные» — то для него нетрудно нарисовать такие же красивые «таблицы с цифрами», показывающими рост всего, что только есть в наличии. Что делает «имитацию» еще более красивой, офисы еще более «хайтечными», а «уровень развития экономики» — еще более высоким. Ну, а «китайцы в сараях»? А их никто не видит, и значит, их нет!
Таким образом, вместо реального развития научно-технического уровня производства мы получили развитие научно-технического уровня «пиара». Со всеми вытекающеми последствиям. И это еще до того, как в 2008 году всё рухнуло, и был запущен процесс катастрофической — реально катастрофической — накачки экономики «пустыми деньгами». Впрочем, последнее — это тема уже другого разговора. Поскольку указанная «подмена» произошла еще до этого события.
То есть, на самом деле экономика современного мира к пресловутому «постидустриалу» перестала стремиться задолго до этого.
Впрочем, нет: как уже было сказано в начале поста, реальная перестройка экономики под «постриндустриальный уровень» вообще не была совершена. Никогда и нигде. И тот ряд «передовых отраслей» 1960-70 годов, где что-то подобное наличествовало, во-первых, были небольшой частью огромного экономического механизма. А, во-вторых, он практически всегда был связан с «волевым» перераспределением ресурсов ради «соревнования двух систем» (борьбы Запада с СССР.)
Именно так: за пределами этого момента никакого «постиндустриализма» в тоффлеровском смысле и близко не было: и в 1960, и в 1970-80 годы «экономический базис» был исключительно индустриальным.
Поэтому можно сказать, что единственным источником «постиндустрального развития» была пресловутая «тень СССР». Коя начала исчезать уже в конце 1970-х годов, а к середине 1980-х исчезла полностью. А затем исчез и сам Советский Союз.
Вот и вся разгадка «науки, как производительной силы»: на самом деле этот момент действительно был «придуман Марксом», и реализуем был лишь в «марксовом» (советском) экономическом пространстве. Во «всём остальном мире» этот вариант был невозможен, поскольку невозможно было этот мир «вытащить» за пределы индустриальной парадигмы. И поэтому стоило СССР исчезнуть, как «реальный постиндустриал» исчез вместе с ним.
Но об этом, понятное дело, надо говорить уже отдельно.
А мне кажется что тут есть ещё один аспект. Если принять спиральность, то тогда нужно было бы переходить от узких спецов к универсалам. Причём это относится и к людям и к … технике.
Сиречь — чем выше «качество» машин/оборудования/станков — тем выше должна была бы становится их универсальность. Чем выше универсальность — тем выше децентрализация производства.
Вот это стало бы тем самым постиндустриалом. Конечно же не таким как видели его все эти пейсатели. А вот каким — обладая машинным/станочным парком, причём и в юридическом смысле такой вот универсал тратил бы три дня в неделю на производство очень разной по своим характеристикам продукции, а остальное время, ну не знаю — выращивал бы каменные цветы какие-нибудь или ещё какой хренью бы маялся.
Сичоти фишкан?
В социальном плане это было бы общество где 10% работало бы в больших корпорациях, а все остальные — классический средний класс: имели бы в собственности ср-ва производства.