Третья Мировая? Или сразу четвертая?
Главное сходство Третьей МВ с Первой и Второй заключается в попытке неоимпериалистического передела мировой экономики. Главное различие – в том, что этот новый раздел «сфер влияния» должен произойти, в целом, без территориального передела, без оккупаций и формальных контрибуций – исключительно с помощью финансовых инструментов глобализированной экономики.
Благодаря успехам советского и российского ВПК, неоколониальный Запад не имеет возможности решить свои экономические проблемы просто силой оружия. Поэтому Третья Мировая война ведется, прежде всего, в форме информационно-психологических операций, подкрепленных прямыми и закулисными военными угрозами, а также попытками массированного финансового подкупа национальной бюрократии.
Отдельные информационно-психологические войны такого характера мы уже наблюдали в конце прошлого – начале нового века, в том числе в форме «цветных революций» и «сепаратистских мятежей». Сегодня речь идет уже о непрерывной серии таких спецопераций, но с тем отличием, что противостоящие Западу страны, включая Россию, также овладели не только арсеналом средств нападения, но и выработали определенные средства защиты, иммунитет против «оранжевой чумы».
Почему вдруг именно сейчас потребовалось подрывать остатки «ялтинской системы» и демонтировать механизмы ООН, которая и так уже не имела никакого влияния в условиях гегемонии США. Ответ очевиден – именно из-за реальной угрозы утраты такой гегемонии.
Именно потому, что Россия возрождает свою экономику и влияние на международной арене. Причем теперь уже Россия противостоит неоколониальной политике Запада не в одиночку.
И это главное отличие Третьей МВ от Второй, где Советский Союз был единственной державой «второго мира».
Объективно наши интересы на мировой арене совпадают с интересами быстро набирающих экономический и политический вес державами «второго мира» — Китаем, Индией, Бразилией, Ираном, Турцией, Индонезией и многими другими. Только Россия в этом клубе обладает потенциалом военного сдерживания Запада, что автоматически делает ее политическим лидером всей пестрой и разномастной коалиции.
Известный своей циничной откровенностью американский политолог Бжезинский в своей последней книге именно так и заостряет вопрос. Растущее экономическое влияние держав «второго мира» делает главной антиглобалисткую, антинеоколониальную тенденцию, которая объективно и субъективно имеет антиамериканскую направленность.
Бжезинский предлагает американской элите оседлать, возглавить и манипулировать даже этой антиамериканской волной. Для этого согласно планам «гроссмейстера» игры на мировой шахматной доске нужно внести раскол в ряды антиамериканского движения. Американской элите нужно изобразить «обновление» и вступить в союз с исламским миром. А затем направить энергию мусульман не против Запада, а против соседних цивилизаций «второго мира» – против России, Китая, Индии.
Можно было бы отмахнуться от очередного сценарного опуса престарелого циника, если бы не активное воплощение этого сценария на практике.
Во-первых, Бжезинский, который был в свое время наставником Усамы, является сегодня политическим советником лидирующего кандидата в президенты Обамы.
Во-вторых, в недавнем докладе американской разведки главные внешние угрозы для США были обозначены именно так – растущее экономическое и политическое влияние Китая и России.
Но самое главное – это практические шаги американцев, осуществленные в Косово. Ведь одной из очевидных целей всей политики США на Балканах и, особенно, в Косово – столкнуть лбами православных и мусульман, сербов и босняков, сербов и албанцев. Имея при этом в виду втянуть в этот конфликт Россию, чтобы затем натравить на нее подконтрольных ЦРУ исламистов, поднять волну недовольства в мусульманском мире, оказать давление на умеренные светские режимы. Так, глядишь, и появится надежда решить сформулированную Бжезинским задачу раскола во «втором мире» и срыва единого антиамериканского фронта.
Однако, это лишь самая очевидная и не самая важная из политических линий и противостояний, увязанных в один «косовский узел».
Чтобы распознать остальные, нам придется более внимательно посмотреть на проблемы, стоящие перед Западом. Разумеется, важными являются цели военной гегемонии Запада, требующие не только провоцирования новых локальных конфликтов, но и новых «позиционных районов ПРО», новых военных баз, в том числе Косово.
И все же невозможно понять значение «косовского узла» вне контекста мирового финансового кризиса и глубокого раскола внутри западной элиты.
Когда не только Россия, а весь мир спрашивает Запад, что же вы делаете. Зачем создаете прецедент, который может раскалить обстановку во всем мире? Запад делает вид, что не понимает вопроса. Но именно это – развязывание «третьей мировой» в виде серии локальных кризисов и конфликтов между странами и внутри стран «второго мира» необходима, чтобы осуществить «управляемый выход» из мирового финансового кризиса.
Дело в том, что два базовых сценария глобального кризиса ведут к краху мировой гегемонии Запада.
Инфляционный сценарий приносит в жертву кризису финансовый капитал Запада, а дефляционный сценарий – промышленную и военную мощь. А общая цель – переложить кризис на плечи «второго мира», включая Россию.
Для этого избрана двойственная стратегия «евроатлантической зоны». «Внутри зоны нужна стабильность и инфляционный сценарий, накачка ликвидности. Вне «первого мира» нужна дестабилизация и кризис ликвидности, то есть депрессия. Чтобы западные банки смогли скупить по дешевке остановившиеся предприятия и запасы ресурсов.
Именно поэтому Запад в Косово раскрывает «ящик Пандоры», подталкивает Россию и другие страны использовать косовский прецедент для размораживания конфликтов – вокруг Абхазии и Приднестровья, вокруг Кашмира и Синцзяна, Курдистана и индонезийских островов. Тогда западным банкам можно будет снизить кредитные рейтинги держав «второго мира» и организовать кризис ликвидности.
Кроме того, США пытаются «поджечь» сами Балканы, чтобы включить в зону риска всю Восточную Европу, тем самым уменьшить размер «зоны инфляционного сценария» и подорвать глобальное влияние франко-германского промышленного капитала. Именно поэтому Европа срочно посылает в Косово европейские полицейские силы, чтобы не допустить подрыва всей пороховой бочки.
Внутри самой Европы также идет борьба между «социнтерновской» бюрократией Евросоюза, работающей на финансовый капитал Лондонского Сити, и национальными бюрократиями крупных континентальных держав, защищающими промышленный капитал. Поэтому косовский прецедент направлен и на развал национальных государств Старой Европы, создание той самой «Европы регионов», о которой мечтали еще отцы-основатели «германского рейха».
Если же вернуться к судьбе самого края Косова и его жителей, а также Сербии и всех соседних государств, то все они стали заложниками самой ожесточенной драки в западных элитах.
Но при этом исход косовского кризиса, а значит и определенные, пусть тонкие, но нити управления глобальным кризисом оказались, стараниями наших врагов, в руках России.
От принципиальной позиции России по Косову и другим замороженным конфликтам сегодня зависит очень многое. Если мы проигнорируем открытый Западом «ящик Пандоры», будем последовательно действовать в рамках международного права и отстаивать принципы ООН, то горе будет тем, кто вышел за его рамки.
Европа еще намучается с косовскими «толерантными демократами» так, что придется просить Россию и Турцию находить пути примирения между сербами и албанцами в рамках ООН. А американцам будет и вовсе не до европейских и евразийских проблем, когда финансовый кризис развернется в полную мощь.
Так что еще одним важнейшим сходством текущего глобального кризиса с двумя мировыми войнами ХХ века является наличие глубоких противоречий внутри самого лагеря неоколониальных, неоимпериалистических держав.
Готовность четырех главынх центров «западной элиты» обрушивать удары друг на друга, действуя в стиле «умри ты первым». Хотя какие-то сдерживающие элементы во внутризападном конфликте работают до тех пор, пока есть общая надежда на успех «евроатлантического сценария».
Военная сила нужна не сама по себе, а ради осуществления неоколониальной политики неэквивалентного экономического обмена — сверхэксплуатации природных ресурсов «третьего мира» и трудовых ресурсов «второго мира» в обмен на печатание ничем, кроме военных угроз, не обеспеченных долларовых бумажек.
Хотя сам по себе печатный станок не единственный рычаг управления в неоколониальной финансовой системе. Главное – монополия западной элиты на принятие экономических оценок и решений в сфере крупных инвестиций, международного аудита, регулирования кредита, а также гарантий банковских вкладов и инвестиций практически всей мировой экономической элиты – как западной, так и «второго мира».
Так вот, понять политическое значение «косовского узла» вне контекста мирового финансового кризиса невозможно. А факт развертывания такого кризиса и связанной с этим рецессии в США подтвержден самыми видными экспертами, такими как Джордж Сорос или Уильям Баффет.
Общее ожидание, после «миллениума», неизбежной развязки, краха необеспеченной «долларовой пирамиды», определяло до сих пор экономическую и внешнюю политику крупных держав. В том числе политику накопления крупнейших финансовых резервов Китаем и Россией. В том числе политическое единство при внутреннем расколе западных элит.
Это политическое единство диктуется общим желанием элиты «первого мира» выйти из кризиса за счет стран «второго мира». Для чего в качестве тупого ударного инструмента могут использоваться «элиты» и «пушечное мясо» стран и регионов «третьего мира» — Албании и Косово, Грузии и Галиции.
Но «третий мир» может быть перевербован и силами «второго», как кадыровская Чечня.
Мегапровокация 9/11 и войны в Афганистане и Ираке позволили, вкупе с маневрами гринспеновской ФРС оттянуть развязку почти на десятилетие. Однако за это время экономические позиции «первого мира» в соревновании со «вторым миром» сильно ослабли. Так что тянуть с развязыванием «третьей мировой» не было уже никакой возможности.
Глубокий раскол западных элит на четыре части также определен перспективами финансового кризиса, и диаметрально разными целями финансового и промышленного капитала в этих странах.
Как мы помним из истории 1920-30-х, финансовый капитал предпочитает «дефляционный сценарий» выхода из кризиса, как это было во времена Великой Депрессии в США. При этом происходит разорение промышленного капитала и скупка крупных предприятий финансовым капиталом.
В то же самое время в Германии промышленный капитал продиктовал инфляционный сценарий, когда ради сохранения в руках национального капитала крупной промышленности приносится в жертву местный финансовый капитал.
Счеты между капиталистами 20-го века все же сводились в рамках национальных границ. Коренное отличие уже начавшегося мирового финансового кризиса 21-го века — в его глобальном характере.
Сегодня промышленный капитал переместился преимущественно в развивающиеся страны, а финансовый базируется на Западе. Но при этом Запад не может обойтись и без национального промышленного капитала, прежде всего высокотехнологичного, на котором базируется военная мощь.
Казалось бы, повторение сегодня управляемого сценария «Великой депрессии» в глобальных масштабах обеспечит мировое господство Запада.
Но, во-первых, промышленный капитал «второго мира» в отличие от США времен «Великой депрессии» защищен национальными государствами Китая, Индии, Ирана. Турции. И эти государства в любой момент могут использовать опыт Советской России, национализировав западные капиталы. Находясь при этом под защитой российского оружия.
А во-вторых, глобальная депрессия в той же степени губительна и для промышленного капитала самого Запада, а значит и для национальных государств. Поэтому промышленный капитал западных стран и национальная бюрократия дружно противостоит попыткам инвестиционных банкиров запустить дефляционный сценарий.
Это первая и главная линия раскола в западной элите – между национально ориентированной элитой и космополитическим финансовым капиталом, готовым перебазироваться из Нью-Йорка и Лондона хоть в Сингапур, хоть в Гонконг, хоть даже в Москву или Питер. Лишь бы местное государство жестко держало в узде местное население.
Инфляционный сценарий выхода из кризиса не устраивает, прежде всего, финансовую элиту, которая легко убеждает национальную бюрократию не допустить демонтажа неоколониальной финансовой системы, обеспечивающей преимущество Запада над Востоком.
Получается парадокс и жуткая головная боль для всей западной элиты – оба главных сценария выхода из кризиса означают крах национальных государств, обеспечивающих военную мощь и гегемонию западных элит.
Поэтому западными элитами был изобретен третий, более сложный сценарий «евроатлантической крепости», означающий запуск умеренно инфляционного сценария для спасения национальных экономик «евроатлантической зоны» и одновременно – дефляционный, депрессивный сценарий для всего остального мира.
Впрочем, для США уже требуется не просто спасение, а «реиндустриализация» и завоевание вновь рынка сбыта, хотя бы собственного, что гораздо сложнее и вообще маловероятно.
А вот Европейский Союз еще может надеяться на создание альтернативной «европейско-средиземноморской зоны» для сбыта своей промышленности.
В этом различии перспектив заложен глубокий потенциальный раскол между стратегиями американских и европейских «союзников». Усилия американцев «поджечь» балканские и ближневосточные «очаги напряженности» связаны в том числе и с этим – подорвать «средиземноморскую» альтернативу, сделать невозможным сепаратное «спасение» Европы без Америки.
Поэтому кроме решенного, вроде бы, вопроса о создании общей «евроатлантической зоны», остался открытым вопрос о границах этой зоны – как в Старом Свете, так и в Новом. Потому как для себя США хотели бы зарезервировать такую же «зону влияния» в южном «подбрюшье» — Мексику и другие центрально-американские страны, включая Кубу.
Как минимум на этом противоречии, на неопределенности границы «евроатлантической зоны» в Европе уже может играть Россия и ее союзники из «второго мира».
К вопросу о границах «зоны процветания» относится и политическое самоопределение в качестве стран «второго мира» таких важных стран как Турция и Израиль. Пока эти две державы пытаются использовать противоречия внутри «первого мира» для того, чтобы как-то закрепиться внутри «первого мира» как предполагаемой «зоны процветания». Однако, похоже, что «евроатлантическая» стратегия предполагает пожертвовать этими «союзниками» ради собственного спасения. По крайней мере в версии Бжезинского, то есть Обамы, речь идет о союзе с исламистами, а не с израильтянами. Хотя обещания, разумеется, даются.
И Турции, и Израилю даются заверения в их особом статусе и допуске в качестве привилегированного партнера на экономические рынки «первого сорта». Но точно такие же обещания даются и Украине, и арабским странам, да и всем другим странам «второго мира», чтобы расколоть их потенциальное единство.
Однако, похоже, что уже ни Турция, ни даже Израиль не слишком верят в обетованное «светлое будущее» под эгидой ЕС или США. Не случайно турецкий президент фактически начал шантажировать немцев через прямое модерирование турецкой общины, а израильтяне ищут более тесного экономического партнерства с Россией. Так что и в этом «прозападном» секторе «второго мира» возможны серьезные политические подвижки и изменения конфигурации.
Таким образом, мы можем обрисовать в целом все главные «фронты» Третьей Мировой:
Во-первых, это коренное противоречие между Западом и Востоком, между «первым миром» и «вторым миром». Запад стремиться переложить издержки выхода из мирового финансового кризиса на страны «второго мира», а Китай, Индия, Бразилия,
Россия и другие потенциальные «союзники» заинтересованы в выравнивании условий глобальной конкуренции, в демонтаже эгоистической монополии Запада на финансовые и иные информационно-экономические технологии.
Второе по значению противоречие и, судя по Косову и Курдистану, реальная «линия фронта» — между США и Европой, в рамках спора о границах двух частей общей «зоны процветания», а также подрыва европейско-средиземноморской альтернативы.
Равнозначное второму противоречие – между финансовым и промышленным капиталом. Европейский промышленный капитал опирается при этом на союз национальных бюрократий, которые наиболее сильны в Германии и Франции, но также имеют решающее влияние в Италии и Испании.
Европейский финансовый капитал опирается не только на союз британской монархии и лондонского Сити, но также на европейскую бюрократию и на Социнтерн.
В США промышленный капитал опирается на национальную бюрократию и выстроенные вокруг нее военные альянсы, а финансовый – на бюрократию Федеральной резервной системы и выстроенную вокруг нее систему глобальных финансовых институтов.
Соответственно, все эти четыре примерно равных по влиянию силы внутри «евроатлантического блока» пытаются реализовать общую стратегию, но ведут постоянные спецоперации друг против друга.
В отличие от «первого мира» в рядах стран «второго мира» нет формального единства, но есть постоянно растущее понимание общих интересов. Реализация преимущественно неформальных схем координации политики имеет как очевидные минусы, так и большие плюсы.
Прежде всего, невозможность для Запада разрушить эти самые схемы координации привычными методами политики. Единственная система формальных институтов, используемая «вторым миром» — это ООН. Именно поэтому Запад пытается сейчас демонтировать или хотя бы на время заблокировать эту систему.
Соответственно, в отсутствие формальных институтов координации резко возрастает значение политики неформального лидера «второго мира» — России. Между тем международная политическая субъектность России есть величина, скорее, потенциальная, нежели действительная. Россия и российская «элита» выступает субъектом лишь в части поддержания остатков ялтинского статус-кво. Отсюда защита системы ООН, международного права и демонстрация военного потенциала.
И это немало на данном этапе.
Однако в том, что касается не пассивной обороны, а активного воздействия на мировые процессы федеральная политическая элита является, скорее, объектом воздействия. Тем не менее этот пассивный субъект является владельцем ключевого ресурса, от которого зависит успех «евроатлантической стратегии» в отношении остальных стран «второго мира».
Поэтому как все четыре субъекта с Запада, так и все крупные субъекты геополитики с Востока пытаются, как максимум, захватить этот ключевой ресурс и , как минимум, не дать захватить этот ресурс своим глобальным конкурентам. Последнее получается лучше, поэтому стал возможен как временное состояние этот оксюморон – «суверенная либерал-демократия».
Таким образом, можно уверенно утверждать, что все глобальные линии фронта проходят сегодня через Россию, через Москву, через Кремль. Примерное равенство сил, сложившееся на всех фронтах оставляет нам, русским, надежду на то, что мы сможем удержать баланс и повлиять на ситуацию в стране, а значит и в мире.
Однако встает вопрос, как повлиять, какими средствами и кто должен это сделать, если формальная политическая «элита» глубоко увязла в компромиссах и закулисных сделках, и вообще боится даже кашлянуть, чтобы не нарушить баланс в состоянии динамического равновесия.
А главное, в пользу какой из сил мы должны выступить, в пользу Запада или Востока? В конце концов, что плохого быть вместе с цивилизованным Западом? А если с ним, то вместе с кем – с США или Европой? И те, и другие нам достаточно близки по менталитету, ближе китайцев с индийцами или арабами. А если с Европой, то вместе с Брюсселем или в блоке с Парижем-Берлином? И так далее.
Ответы на все эти вопросы можно получить, если выйти из сугубо политического контекста на более высокий уровень – с уровня Политики на уровень Культуры, в том числе политической культуры и культуры государственного управления, называемой обычно Правом.
На самом деле, только с этого уровня рассмотрения можно верно оценить, кто есть наш союзник, да и кто есть мы сами – например, входит ли в понятие «мы» наша российская «элита»?
Если ставить во главу угла Культуру как основу цивилизации, то выяснится, что неоколониальная финансовая элита Запада ни при каких обстоятельствах не является нашим союзником. Просто потому, что является заказчиком распространения в мире «оранжевой чумы» — технологий подрыва суверенитета, атомизации общества, разложения морали, разрушения политической культуры и Культуры в целом.
Национальная бюрократия США является тактическим союзником только в борьбе с фининтерном, для поддержания баланса.
Национальные бюрократии континентальной Европы являются потенциальными союзниками против США и фининтерна, но лишь в той степени, в которой они готовы отстаивать вместе с нами Право и Культуру.
И то же самое касается элиты стран «второго мира» и наши собственные «элиты». Если наша элита или ее часть использует в политической борьбе «оранжевые технологии», насаждает гламур и потреблятство, разрушает национальную культуру, то это такие же лютые враги России, как и все эти «соросы», «блеры», «бжезинские», прочие адепты неоколониализма и разносчики «оранжевой чумы» 21 века.
Но это же правило относится и ко мне, и к вам, уважаемые читатели. Враг вовсе не вовне, враг рода человеческого всегда внутри нас и только ждет, когда Вы сами позволите себе «выйти за рамки» культуры и цивилизованности, полить грязью оппонента, призывать судить политика, а не обличать политику.
Этот главный фронт Третьей Мировой проходит сегодня не только внутри Запада, и внутри Востока, внутри России, Москвы и Кремля.
Борьба Культуры с «оранжевой чумой» Деградации проходит сегодня внутри каждого из нас, настоятельно требуя выбора. Нам с Вами здесь в России и в русском ЖЖ повезло лишь в том, что именно от нашего личного выбора зависит, в какую сторону сдвинется баланс сил в глобальном противостоянии.