В столетнюю годовщину крушения русской монархии закономерно поднялась волна разговоров о её возрождении. Особенно много шума наделал глава Крыма Сергей Аксенов, который противопоставил монархию демократии и призвал нас вернуться к историческим началам в правлении. Поскольку ранее славу на ниве монархизма снискала Наталья Поклонская, то заговорили даже о своеобразном феномене «крымского монархизма».

Ничего удивительного в этом нет. На протяжении XIX-начала XX столетий Крым был одной из постоянных царских резиденций. Члены семьи Романовых здесь родились, жили, умирали. Судьбы великой Империи, зачастую, вершились из Ореанды и Ливадии. Крым не видел от Романовых ничего, кроме добра и заботы о его украшении. Так что быть крымчанином и не быть хоть немножко монархистом пожалуй что и странно.

Однако если выходить за рамки ностальгии и говорить о монархизме как о политическом факте, то у многих предложение: «давайте восстановим монархию» вызывает негативную реакцию – от иррационального отторжения, вынуждающего говорить лексиконом Маяковского и Демьяна Бедного, до чисто рациональных возражений и аргументов. Впрочем, и у монархистов, помимо эмоциональной восторженной любви к царю батюшке есть соображения политологически весомые и убедительные.

Прежде всего, необходимо отказаться от представления, что монархия – это архаика и недоразвитость. Напротив, все наиболее упадочные и деградировавшие современные страны являются республиками. «Третий мир» состоит из республик. В Азии монархии характерны для стран развитых, как Япония, Малайзия, Таиланд, или же богатых ресурсами как нефтяные монархии Персидского Залива (последние, впрочем, являются скорее племенными княжениями чем монархиями в европейском смысле). В Африке монархий гораздо меньше, чем в Европе и Азии – Свазиленд, Лесото и Марокко, причем первые два это опять же племенные княжества.

Настоящей монархической цитаделью является Северная Европа – Великобритания (чей монарший скипетр простирается так же на Канаду, Австралию и Новую Зеландию), Дания, Норвегия, Швеция, Бельгия, Нидерланды. Назвать эти страны отсталыми и архаичными язык не поворачивается. Напротив, Северная Европа традиционно была локомтивом развития. Если учесть, что с точки зрения исторической географии Россия ближе всего именно к североевропейским странам, то отсутствие у нас и у финнов монархии (собственно мы утратили ее одновременно) может показаться досадным недоразумением, переводящим нас в разряд «восточноевропейцев», у которых, монархическая система была порушена.

Говорить, что монархия это немодно и непрестижно ну никак нельзя. Напротив, наши недоброжелатели, смотря на Россию, считают, что для нас монархия это «слишком много чести», потому и будут недовольны, если мы займемся её восстановлением

В современном мире монархия, особенно монархия европейского типа, это монархия конституционная. Полномочия монарха формально или фактически ограничены, а основой политической системы является парламентаризм. Зачем тогда монархия нужна? Не лучше ли республика с сильным президентом, как во Франции и США, или президентом формальным, как в Германии?

Ошибочно думать, что монархии в этих странах – просто декорация. О Британской монархии вообще говорится много всякого, вплоть до того, что на деле именно ей принадлежит реальный контроль не только над Альбионам, не только над странами содружества, но и над значительной частью остального мира. Но даже если оставить конспирологию, то очевидно, что теневой авторитет обитателей Букингемского дворца огромен и в формулу «конституционная монархия» не укладывается. Но и для остальных монархий Европы важна не столько декоративно-представительская, сколько символически объединительная функция.

Монархия символизирует единство нации в пространстве и времени, преемственность поколений, преемственность традиций и памяти. Монархический ритуал, овеянный средневековьем (иногда сознательно сконструированным), подчеркивает: нашей стране не одна сотня лет, это не страна однодневка. Монархия – это такой тип правления, в который заложено мышление не пятилетками и не электоральными циклами, а поколениями и столетиями. И когда в составе современного демократического государства, каковым является та же Великобритания, или Нидерланды, или Швеция, имеется такой институт, который выключен из сиюминутной политической лихорадки, то это делает такую систему гораздо надежней и эффективней.

Реставрация монархии сделала бы весь исторический актив воспоминаний, символов, образов – от оперы «Жизнь за Царя» и коронационного марша Чайковского, до «Моста Александра III» в Париже нашим сегодняшним национальным активом, то есть тем, что мы можем пользоваться актуально, бесспорно и по праву

Что еще более существенно, Реставрация освободила бы нас от ловушек при национальном строительстве, в которые мы попадаем сегодня. Имеется очевидный факт, что большая часть граждан России – это представители русской нации. Именно эта нация является основой нашей государственности – хотим мы того или нет. Есть и тот факт, что в России живет множество народов, далеко не все из которых хотят полной ассимиляции в состав русской нации. И вот эти два факта нужно как-то объединить, чтобы сформировать единую гражданскую общность России.

Сегодня этого объединения пытаются достигнуть за счет довольно фантасмагоричной конструкции: «российская нация». Русские воспринимают эту конструкцию как угрозу своей отмены. Другие народы попросту отказываются от участия в строительстве. Ничего кроме нервозности не выходит.

Монархия, иной раз, сохраняет даже очень расколотые нации, как, к примеру, бельгийская, состоящая из фламандцев и валлонов. Будь Белгия республикой она давно бы раскололась. Но фигура монарха дает общий знаменатель двум недолюбливающим друг друга общностям.

Если все народы России будут объединены не только республиканским гражданством, но и монархическим подданством русскому царю, «белому царю», как именовали его в старину азиатские народы, проблема единства России значительно смягчится и встанет на новые рельсы. Гражданская нация естественно будет вытекать из подданства русскому государю, исторической династии, которая и создала Великую Россию в её известных по каждому глобусу границах. Без совершенно искусственного конструкта «россиянства» можно будет полностью обойтись, при том, что и национальная гордость великороссов и желание малых народов сохранить определенную идентичность будут в должной мере уважены.

Другими словами, за Реставрацию монархии в России говорит следующее: она означала бы восстановление традиционного места России в мире и её престижа, восстановление традиционного восприятия себя Российским государством, его чувства укорененности и устойчивости, уходом от вечного ожидания «революции» (понятно, что если у нас реставрация, то революции – красные, черные и цветные станут неактуальны), наконец – обретение прочного основания для национального и территориального единства, уходящего, опять же, в глубь веков.

Несомненно в вопросе о восстановлении монархии в России есть и свои издержки и подводные камни. Наименее существенный из них тот, который многие считают основным: «Кто?». В самом деле, линия Кирилловичей, как она представлена сегодня, вызывает массу вопросов, недоумений, даже отторжение. В свое время, не без скрипа и политических интриг эту линию Романовых признала Русская Зарубежная Церковь, однако это признание никак не связывает ни РПЦ, ни, тем более, Российское Государство.