Новый “санкционный закон” США аналитики рассматривают по-разному с разных углов зрения. Как антироссийский, как протекционистский, как «газовый»… В частностях все верно, но никто почему-то не говорит о его международно-политических последствиях. Между тем, единогласное одобрение Конгрессом мер против России, Ирана и КНДР в обход всех существующих международных правил и норм означает, что норм и правил больше не существует.

Да-да, в реальности мы можем говорить о полноформатном разделе мира по аналогии с приснопамятным «железным занавесом». Разделе на две половины. На приоритетную зону развития и депрессивную. На центр и периферию. Соответственно, и политика США делится на две составляющие: протекционизм и удушение. Иллюзия существования абстрактного (аполитичного) общего рынка развеялась как дым над водой. Разговорами о глобальных (всеобщих) реформах сегодня пытаются прикрыть факт уже состоявшегося раскола.

Здесь нам надо отчетливо осознать, что Глобальную Экономику, так называемую “Экономику 4.0”, строил вовсе не Запад в целом и не США персонально. Глобализация есть попытка частного бизнеса официально выйти из-под контроля государства, как института.

К слову сказать, попытка далеко не первая. Крупный капитал пытался пробовать на зуб еще императоров Японии. Впрочем, нечто похожее имеется даже в древнеримской истории. Что же касается США, то первой такой документированной попыткой была история с компанией Standard Oil, созданной Джоном Рокфеллером в 1870 году. Сказку про то, что ее разделили исключительно ради противодействия монополизму на нефтяном рынке, оставьте детям младшего дошкольного возраста. Основной причиной являлись подконтрольные ей ресурсы, как финансовые, так и лоббистские, размер которых стал сопоставим с масштабами государства. Вот государство и грохнуло конкурента.

Однако история борьбы частных лиц с государством на том не закончилась. Просто на протяжении чуть более полувека корпорации удалось загнать в жесткие рамки национальных границ. Сколь обширный бизнес у компании ни существовал за рубежом, в первую очередь имела значение ее национальная принадлежность, то есть то, в пользу какой общественно-социальной группы конкретная компания работает. Наивно думать, что компания работает только на себя. В обычной экономике получаемая компанией прибыль увеличивает суммы налоговых отчислений, потом превращающиеся в социальные программы и развитие инфраструктуры конкретных территорий. И даже если разными уловками компания налоговые выплаты минимизировала, то оставшаяся в ее распоряжении прибыль все равно выливается в расходы на той же самой территории. Пусть даже только в премиальном секторе. Главное, что деньги с территории не уходят. Точнее, не уходили. Прибыль, получаемая, скажем, американскими корпорациями, как на территории США, так и за ее пределами, концентрировалась и оседала только на территории США.

Положение стало меняться ровно в тот момент, когда банковский бизнес вышел за рамки чисто бумажного общения и стал все больше становиться электронным. Для ряда мелких стран, вроде Британских Виргинских или Каймановых островов, это открыло прекрасную возможность монетизировать нормы международного права, отвечающие за неприкосновенность национальных границ. Так появились офшоры, ставшие удобными лазейками за пределы периметров национальных границ для транснационального капитала. Пока масштабы этого капитала возможностям государства уступали, все шло как шло, но со временем ТНК оффшорное искусство освоили в совершенстве и сумели выстроить свои организационные структуры, сильно минимизировав власть государства над ними. Оставался последний шаг – достигнутый результат легализовать.

Проблема заключается в том, что даже на Западе, при всей его частнособственнической природе, в общественном представлении иерархии понятий государство стоит безусловно выше частного капитала. Устанавливать общественные законы и нормы государству можно, а корпорациям – нельзя. Любую хитрость, даже формально закону соответствующую, государство своим решением отменить может, в то время как корпорации отказаться соблюдать решения государства не могут никогда. Даже в случаях, когда государство меняет правила игры совершенно волюнтаристски.

Не стоит думать, что любое государство всегда по определению умное и хорошее, только о благе народа пекущееся. Конкретные должности в нем занимают обыкновенные люди, которые и принимают решения, выдавая их за волю государства. Так что государство от волюнтаризма свободным быть не может. И от глупости свободным быть не может.

Понятное дело, для капитала подобное является серьезной угрозой бизнесу, подлежащей устранению. И если мелкий и средний бизнес воспринимает ее с фатализмом, как процесс непреодолимой силы, то возможности ТНК уже достигают уровня, с которого на государство становится возможным целенаправленно влиять. Через СМИ. Через разного рода общественные организации. Через механизм партийного и корпоративного лоббирования. Через коррупцию в конце концов. И конечно, через общественно-политическую систему.

Создание пространства трансокеанского партнерства (TTIP/TPP) как раз и являлось шагом в направлении легализации публичного уравнивания понятия права государства, как института, и частной компании, тоже как института. Главным пунктом упомянутых договоров являлся небольшой раздел насчет создания наднациональных корпоративных трибуналов, в которые корпорации могли бы подавать иски против государств, тем самым становясь на один уровень с государствами, как таковыми. Причем основанием для исков могли служить действия государств, в том числе по изменению правил и ставок налогообложения. Решения трибуналов должны были быть для государств-ответчиков безусловно обязательными к исполнению. Не как сейчас – сначала уполномоченное лицо государства договор подписывает, потом парламент решает – соглашаться договор выполнять или может ну его к дьяволу, а исполнять безусловно. Суд решил, государство побежало исполнять. Даже когда исполнение потребует пересмотра национальных законов.

Вот продаете вы, скажем, апельсины. И вам очень не нравится, что в каком-нибудь Вануату импортная пошлина на апельсины составляет всего 0,5% от контрактной цены, а во Франции (цифра взята с потолка) она же установлена в 25%. Вы подаете в трибунал жалобу на несправедливое ущемление вашего бизнеса. И выкатываете счет “за переплату налогов” (как разницу между 25 и 5%). Трибунал признает – да, несправедливо. И все. Франция автоматически обязана и компенсацию выплатить и ставку соответственно снизить. Как это отразится на государственном бюджете ответчика вас решительно не волнует. Вы никаких социальных обязательств не несете, а проблемы государства это не ваши проблемы. Ваша только прибыль. И если ее получению что-то где-то мешает, какие-то местные правила по минимальному размеру зарплаты или, скажем, нормы трудового законодательства, да что угодно, хоть взгляды на перечень и состав того, что можно или нельзя добавлять в еду, то эти препятствия государства обязаны в безусловном порядке устранить. Точка! Такое вот Анти-ВТО.

Но главной была не сама прибыль. Ключевой целью являлось кардинальное изменение общественного мнения, формирование в нем согласия на публичное признание равенства частного бизнеса и государства на уровне прав. И не получилось с партнерством не потому, что Европа отказалась бумаги подписывать, а потому, что нигде, даже среди подписавших TPP тихоокеанских стран, не удалось сохранить в тексте соглашения именно этот раздел, который про корпоративные трибуналы. А без него сами договора теряли всякий практический смысл. Всё остальное там являлось просто набором ширм и дымовых завес.

Почему проводником процесса были США? Потому что Америка является единственной страной в мире с настолько глубоким уровнем проникновения крупного капитала в государственный механизм еще на стадии понятийного фундамента его формирования. Как так получилось – вопрос отдельный, требующий рассмотрения в отдельной статье. Пока же стоит лишь зафиксировать итог: США были использованы транснациональным капиталом просто как таран против всей системы национальных государств в целом. По той простой причине, что весь нынешний мир построен на доминировании принципа превосходства института государства. Все территории планеты управляются исключительно только государственными правительствами. Вся правовая конструкция международных договоров, от экономических, до политических и безопасности, основана строго только на межправительственных соглашениях.

По мировому законодательству, скажем, государство США войну любому другому государству объявить может (пока замнем для ясности, где, кому, почему или зачем), а вот какой-нибудь концерн Unilavyer – нет. И хотя уже появляются даже частные военные компании и армии, они все равно действуют только в рамках национальных законодательств и только по контракту с государством. И разрушить эту систему можно тоже только с помощью механизма государства. А из всех влиятельных стран мира самыми подконтрольными транснациональному капиталу являются Соединенные Штаты. Все же прочее влияло лишь в качестве катализатора.

Следует признать, что с попыткой выхода из тени ТНК просто опоздали. Начни они реализацию проекта TTIP/TTP в конце 90-х годов ХХ века, скорее всего у них бы всё получилось. Контролируя, а точнее прямо составляя и собой обеспечивая 73% всей мировой экономики, корпорации имели все шансы убедить общественность в том, что переход на новые правила игры будет для всех выгодным, а всякие там BRIKS-ы в тот период существовали лишь в качестве профессионального жаргонного сленга узкой группы финансистов.

Правда, в оправдание им следует отметить, что никаких “гуглов” и “фейсбуков” тогда не существовало тоже, и идея информационной прозрачности глобального мира еще не выглядела столь очевидной. По этой же причине транснациональный капитал не сумел вовремя и в должной мере просчитать долгосрочные последствия своих глобальных стратегических решений. Массовый перенос промышленного производства в Китай (и Юго-Восточную Азию в целом) сулил слишком большую и слишком быструю прибыль, чтобы кто-нибудь задумался над долгосрочными системными последствиями.

А потом стало банально поздно. В течение двух десятков лет, пока лидеры “первого мира” восторгались от головокружительности успехов, а все прочие смотрели на них со сложной смесью изумления и зависти, произошла качественная трансформация все финансово-экономической системы в целом. Любые системные преобразования, подразумевающие переход на новый качественный уровень, связаны с расходом какого-нибудь ресурса, за счет энергии которого переход и осуществляется. Возникновение крупного капитала требовало разрушения системы феодализма. Промышленная революция осуществлялась за счет разрушения натурального крестьянского хозяйства. Развитие транснационального капитала осуществлялось за счет уничтожения денег, как инструмента хранения ценности.

Так вот, все эти процессы “в самых лидирующих странах” внезапно закончились. На планете больше не осталось денег. Их заменили бумажки, которые держатся исключительно на вере в них достаточно большого количества людей. В любой момент их эмитент может развести руками и заявить, что с завтрашнего утра старые деньги больше не принимаются, а расчет будет вестись новыми, которых решено выдать сколько-то в одни руки. Реформу Павлова помните? Так как деньги ничем материальным больше не обеспечены, то их владельцы не могут придти и сказать: заберите вашу макулатуру и выдайте соответствующую сумму обеспечения, скажем, в драгметалле. И поторопитесь, я спешу. Деньги стали просто печатать из воздуха. Сначала процедуру количественного смягчения запустили в США, потом к этой игре присоединились Япония и Евросоюз.

Но вместе с деньгами в мире внезапно закончилось всё. Рынки сбыта. Платежеспособность спроса. Это обнажило множество ранее не совсем очевидных процессов. При конечной емкости спроса, победа в конкурентной борьбе означает не только выдавливание проигравшего с какого-то рынка, но и обеднение самого рынка, так как получаемая на нем прибыль начинает уходить за пределы его территориальных границ. Транскорпы же! Другими словами, выигрыш в конкурентной борьбе, например, канадских или там французских фермеров, вовсе не означает, что проигравшие российские фермеры тоже станут жить лучше, а в казне государства откуда-то возьмется больше денег на дотации и социальные программы. Всё совсем наоборот.

Чем выше становится доля ТНК на рынках любой территории, тем больше денег с этой территории уходит, а значит, сама территория становится беднее. И самое печальное, что уходят они в никуда, в оффшоры, что не предполагает их использование для обогащения какой-либо конкретной территории вообще.

Так вот, транснациональные корпорации этого момента не поняли, поэтому вовремя адекватно отреагировать не сумели, и оказались вынуждены дальше лишь плыть по течению. По инерции продолжили катиться только созданные в конце 90-х – начале 2000-х идеи некоего нового цифрового мира, сегодня воплотившиеся в нечто вроде рекламного бренда “Индустрия-4.0”. О ней, как об устройстве будущего мира, продолжают говорить даже тогда, когда ошибочность концепции стала самоочевидной.

Вам это не очевидно? ОК, я поясню. В рамках мира, где три десятка лидирующих стран (из 220 существующих на планете) формируют 76% всей мировой экономики и владеют без малого 90% всех существующих “денег”, идея перехода на некие единые цифровые стандарты для облегчения подключения всех прочих к их экономическому механизму – вполне логична. Это обеспечивает повышение эффективности экономических насосов, выкачивающих из остальных стран блага в пользу этих “тридцати избранных”. Однако за прошедшие полтора десятка лет доля этой “кучки цивилизационных лидеров” сократилась на треть, и теперь едва достигает 53%. Причем процесс продолжает сохранять стабильный и устойчивый нисходящий тренд.

По собственным оценкам ведущих западных центров экономического анализа и даже таких контор, как небезызвестная RAND Corp., если США в частности и Запад в целом в самое ближайшее время не найдут способ тренд переломить, то к 2025 – 2030 годам “ведущие страны” просто перестанут быть таковыми просто потому, что их совокупная доля в мировой экономике упадет до 25 – 27%, что лишит их возможности в ней что бы то ни было решать или на что бы то ни было влиять.

Кто займет место лидера – тут возможны различные варианты, но то, что США его окончательно утратят – однозначно. В связи с чем возникает обоснованное сомнение на счет целесообразности самой концепции Индустрия-4.0 в целом. Разрабатывать общедоступные и универсальные шлюзы, чтобы встраиваться в алгоритмы корпорации Google? Что от этого выиграет транскорп Google – понятно, а вот что выиграют подключающиеся страны, вроде России и даже тех же США, – решительно нет.

Да и вообще, может, самое время признать, что никакой цифровой индустрии нет, а король попросту голый? Банки успешно проводили взаиморасчеты даже до появления интернета, зачем им какая-то особая цифровая экономика для продолжения деятельности? Какая разница, по какому каналу связи вы дозваниваетесь до магазина, сервиса, делового партнера, по аналоговому или цифровому, и какого поколения там, в проводах, фурычит протокол, пятого или только третьего, если в целом вы нормально дозваниваетесь по любому варианту? Искусственный интеллект? А что, без него сравнить имеющиеся ценовые предложения невозможно?

Внимательный анализ концепции этой цифровой экономики показывает, что ничего реального, способного действительно улучшить существующие процессы кардинально, тем более решить неразрешимые сегодня системные проблемы экономики, там попросту нет. Есть пустышка, такая же блестящая снаружи, как продвигавшаяся в конце 90-х идея доткомов, в виде идеального мира электронных магазинов, способных каждому покупателю подбирать персонально только ему нужный и интересный товар, а все, кто на электронный формат не перейдут, вымрут, как динозавры. Так вот, идея давно обанкротилась и даже про одноименный мировой финансовый кризис абсолютное большинство людей уже успели забыть, но промышленность до сих пор продолжает выпускать холодильники с подключением к интернету, чтобы они могли сами заказывать продукты в интернет-магазинах по мере их расхода внутри себя. Инерция – страшная штука. Особенно в маркетинге, рекламе и общественно-социальных идеях.

Что же до пресловутой сквозной “персонализации”, то она уже сегодня начинает откровенно раздражать. Стоит один раз посмотреть на сайте, скажем, показавшуюся интересной шлифовальную машинку, как все рекламные модули на всех посещаемых ресурсах тут же начинают показывать только шлифовальные машинки. Пару дней это забавляет, но потом начинает просто раздражать, что к росту продаж уже явно не ведет, а, наоборот, постепенно снижает эффективность рекламы, как таковой.

В общем, надо признать, что ни о какой Индустрии 4.0 в перспективе не будет и речи. Просто потому, что в этой концепции нет никакой индустрии самой по себе. Есть только перепаковка уже существующих сервисов в новые формы бумажек. И необходима эта концепция исключительно цифровым “переупаковывающим” компаниям, вроде Амазона или Фейсбука, которые сами не производят ничего. Вот они и пытаются изыскивать способы как-то впаривать потребителям уже давно им не нужные услуги.

Например, массовый потребитель использует менее трети возможностей современного текстового редактора, вроде MS Word, и использует менее 15% функционала электронных таблиц Eхcel. Более половины ресурсов сервисных служб расходуется на решение технических проблем, вызванных исключительно расширением функционала “цифровой экономики” уже даже в ее нынешнем виде. Бессмысленная работа ради абстракций.

Но чтобы сохранить мнимое “технологическое лидерство”, Запад продолжает генерировать эти внешне красивые, но реально уже давно безосновательные абстракции. Примерно как обещать уже буквально через пяток лет развернуть базу на Марсе. Причем воспитанные в 90-е правящие элиты разных стран, в том числе и, к сожалению, в России, продолжают воспринимать эту блестящую мишуру серьезно.

Так каким же будет будущее? В любом случае, прежде всего территориальным. В том смысле, что при любой форме экономики господствующими останутся территориальные общественные управляющие структуры. Пример “Золотой стены” Китая убедительно показывает, что цифровой мир тоже вполне успешно ставится под государственный контроль, и успешному развитию экономики это нисколько не мешает. Более того – даже способствует. Особенно если развивать ее реальный сектор, а не абстракции.