Сейчас только абсолютно ленивые не пишут о «новом 37-ом» и «ужасной волне репрессий». Волей-неволей, будучи профессиональным внешним наблюдателем за всеми этими событиями почти последние двадцать лет и одновременно выслушивая жалобы, стоны, басни, мифы и прочее от многочисленных рассказчиков, приехавших в Лондон «спасать все непосильно нажитое от режима», не могу не поделится несколькими небезынтересными наблюдениями.

Во-первых, о «новом 37-ом» в России успешно писали и при «демократическом» Борис Николаевиче и даже при Горбачеве-«освободителе». Вспомним, например, те же избиения саперными лопатками и прочие эксцессы развала СССР.

Во-вторых, при «раннем» Путине «новый 37» четко возникал каждый год, иногда — аж два раза. Тот же «разгром НТВ» или «удаление в Лондон» Борис Абрамыча. Кстати, рыдали тогда гораздо громче и отчетливей — было кому платить, и платили за «рыдания» хорошо.

В-третьих, при «позднем» Путине «новый 37-ой» стал приходить иногда дважды в квартал. Ну что говорить, если даже местечковый феодал Шестун с наворованными в своем районе 10 миллиардами был объявлен «политическим заключенным». Тут даже арест Шакро-молодого за «37-ой год» некоторые пытались выдать. А дело «историка от сохи и педофила» Дмитриева, щедро награжденного разными либеральными премиями и призами, вообще взывает внутреннее содрогание. И ведь все таже мантра о «новом 37-ом». Число желающих подкормится «от репрессий» возросло в геометрической прогрессии.

В-четвертых, вся эта масса питающихся и кормящихся «от светлого будущего России» только угрожающе росла и расползалась начиная с 2014 года. «Украинский вопрос» и «аннексия Крыма» стали настоящими стероидными инъекциями в это бездонное болото. Да, оппозиционно-демократическая тусовка очень хорошо понимала, что для того, чтобы продолжать кормиться и поддерживать очень удобные мифы «о кровавом Путине» и «новом 37-ом» — нужны периодические жертвы каких-нибудь низовых оппозиционеров и незадачливых блогеров, всяких «ловцов покемонов в храме». Все это напоминало некий древний культ ежегодного принесения в жертву девственниц ужасному морскому чудовищу, чтобы приморский город мог жить и процветать.

Впрочем, даже матерые либералы понимали, что для поддержки реноме надо периодически выходить на несогласованные митинги и с достоинством испытывать на себе «ужасные пытки кровавого режима» — отсиживать 10-15 суток, постя веселые фоточки из камеры.

В-пятых, всему этому пришел совершенно ожидаемый и неизбежный конец после известной череды событий «потрава Навального» — «сказ о дворце Путина» — «Батькина революция». Власть наконец четко осознала, что если позволить Алексею Анатольевичу и Ко привольно жить и кормится «от лохов», как это было раньше, пользуясь практически полным иммунитетом как «международно признанная оппозиция кровавому Путину», то очень скоро будет, как в Беларуси — и даже еще намного хуже. Будет бунт, беспредел, кровь и возврат в эпоху «раннего Ельцина», когда разные березовские и гусинские беззастенчиво правили страной.

В-шестых, власть, будучи серьезно озадачена, очень ответственно занялась рисованием «красных линий» там, где они раньше находились очень далеко или были почти не видны. Таким образом, наглое поведение самой оппозиции и спровоцировало «новый 37-ой», о котором сейчас так любят писать.

Но уже ясно, что никаких НКО, занимающихся «политической благотворительностью» и «поддерживающих демократию», в России больше не будет, равно как и СМИ, фрондирующих за деньги от непонятных западных спонсоров, а также и получающих финансирование в криптовалютах оппозиционных лидеров тоже не будет. Все будет просто: призвал повторно к незаконному митингу — сел, вышел повторно на незаконный митинг — сел, финансируешь тех, кто проводит незаконные митинги, — сидишь, ударил полицейского — сел надолго. Очень понятная и простая система ответственности. Прямо, как в Британии и США.

А не нравится доморощенная российская демократия — всегда можно уехать в США или Европу. Благо, границы-то открыты. Вон, даже Гудков съехал — не захотел становится новым Кампанеллой.

И, наконец, в-седьмых (и даже в тридцать седьмых), каждая стран лишь тогда чего-то стоит, когда она может охранять свой суверенитет и свое собственное, а не навязанное кем-то понимание демократии и дозволенной свободы. И к этому через два-три года почти все привыкнут.